Николай Ульянов - Сириус

В царскосельском дворце за утренним чаем разговоров не было.

Дети сразу ушли к себе. За окнами серо и неуютно. Завернувшись в плед, Александра Федоровна сидела в своем лиловом кабинете.

Хоть бы Аня пришла или Лили Ден!

Вырубова в самом деле скоро явилась.

— Часа два тому назад, ваше величество, звонила Мария, сказала, что отец Григорий отправился накануне вечером к Юсуповым и его все еще нет дома.

— Не знаю, зачем он туда поехал, — недовольно заметила государыня, — отца с матерью нет в городе, Ирина, с которой он будто бы хотел познакомиться, — в Крыму. Один Феликс…

Появился Волков.

— Ваше величество, Александр Дмитриевич звонит. — Всех других министров он называл по фамилии, только Протопопова и Штюрмера — по имени-отчеству.

— Аня, сходи.

Когда Вырубова возвратилась, царица оцепенела, взглянув на ее лицо. Еще не разобрав, что вещают ее побелевшие губы, она прижалась к спинке кресла, прошептав чуть слышно: «Приближается!..»

Вызванная по телефону Лили Ден вошла. Ей кивком указали кресло. Сидели, не проронив ни слова.

Когда Александра Федоровна поднялась и молча, как во сне, двинулась в кабинет царя, Ден и Вырубова последовали за нею. Постояв перед столом, уставленным бесчисленными фотографиями, императрица пошла в кленовый будуар и в угловую гостиную. Вид заснеженного сада с голыми деревьями напомнил картину Луи Вивена «Scene cruelle»: оловянное небо, поляна, обрамленная черными деревьями, а посередине, на снегу — самка лося, раздираемая волками. Жалобно оскаленный рот и отчаянные глаза, устремленные вслед убегающему детенышу.

Несколько лет назад, когда Александра Федоровна увидела в одном французском журнале репродукцию с этой картины, она возмутилась живописной манерой: «Какая гадость!»

Сегодня вспомнила о ней. Сомнамбулически прошла через библиотеку и очнулась в зале с горкой перед маленьким автомобилем наследника. Царица обняла его и зарыдала.

Смеркалось, когда Волков доложил, что великий князь Дмитрий Павлович просит по телефону позволения приехать к чаю в пять часов. Ему велели отказать. Через некоторое время позвонил Феликс Юсупов, просивший тоже позволения приехать. Он хотел что-то сказать Вырубовой, но государыня не позволила ей подойти к телефону. Феликсу было предложено через Волкова прислать письменное объяснение. Вечером пришло его письмо с клятвенным уверением, что Распутина вчера вечером у него не было. Справлял вечеринку с приятелями, и все перепились, а Дмитрий Павлович, уходя, застрелил собаку во дворе.

Ни Вырубову, ни Ден императрица не отпустила, уговорив их ночевать во дворце.

Наутро весь Петербург говорил о черной калоше № 11 с пятнами крови. Обнаружили возле проруби на Невке у Крестовского острова. К месту открытия приехали прокурор и товарищ прокурора петроградской Судебной палаты, судебный следователь по особо важным делам, министр юстиции со свитой чиновников, сам Протопопов с начальником Охранного отделения и с главным начальником петроградского военного округа.

Вызвали водолазов. Движение по мосту закрыли, но на набережных собралось много хорошо одетой публики, извозчиков и автомобилей.

Водолазы условленным знаком известили, что тело найдено. Оно примерзло снизу ко льду так, что пришлось отдирать пальто и волосы.

Около одиннадцати в бутылочно-зеленой воде проруби показалось что-то вроде женской меховой муфты, Стоявшие поблизости чины водолазной команды ухватились за нее, и в тот же миг поднялась голова с бледно-синим лицом, черной прилипшей бородой, точно тянули сдохшего водяного. Опутанного веревками, мокрого, лоснящегося положили на лед, как убитого тюлени.

Пока переносили в приготовленное помещение, занимались медицинским освидетельствованием и составлением протокола, высшее начальство решало вопрос, куда везти тело для вскрытия. Городские больницы неудобны. Остановились на Чесменской богадельне, в восьми верстах от Петрограда.

В 12 часов к телу допущены были обе дочери Распутина и жених одной из них — подпоручик Панхадзе. Матрена вздумала было голосить, но сестра ее одернула. Когда тело, положенное в санитарную карету, отбыло, за ним двинулась длинная вереница карет и автомобилей.

Вырубова и Ден почти не отходили от телефона. Через них царица узнала, что старца бросили в прорубь еще живым. Об этом свидетельствуют освободившаяся от веревок правая рука и легкие, полные воды. Каждое такое сообщение ножом ранило государыню.