Виктория Токарева - Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Ольга Прошкина мечтала о любви, но как-то все не складывалось. Ее мама Тамара в девятнадцать лет уже родила, а Ольге минуло двадцать, и ничего стоящего в перспективе. Вернее, никого стоящего.

Имелось в наличии два кавалера. Одного бабушка называла «наглое говно», другого – «сын проститутки». И это соответствовало действительности.

Первый был отпрыском знаменитости и считал это своей личной козырной картой. Вел себя нагло, полагал, что ему позволено больше, чем всем остальным мелким сошкам.

Другой действительно был сыном проститутки. Его мамаша в недалеком прошлом дежурила возле гостиниц. Ее заметали менты и сажали в обезьянник вместе с другими ночными бабочками. Это был вид ее деятельности. Но, как сказано в детских стихах, «мамы всякие нужны, мамы всякие важны».

Был еще один претендент, извлеченный из интернета. Его звали Стасик. Стасик уже окончил университет, факультет журналистики, и уже работал в разных местах. Однако нигде не задерживался, отовсюду уходил.

Бабушка говорила, что его выгоняют.

Ольга подозревала, что ее бабушка права, как всегда, но было неприятно с ней соглашаться.

Ольге Стасик нравился. У него были горячие руки, горячие щеки, ароматное дыхание, возле него было тепло и устойчиво. Возле него Ольга чувствовала себя на своем месте. От него замечательно пахло чистотой. С ним было упоительно целоваться. Ольга буквально теряла сознание, – не в медицинском смысле, она не падала в обморок. Нет. Она попадала в какое-то другое измерение, где было другое сознание и другая реальность. Она парила в невесомости, как космонавт, и ее тянуло, закручивало в таинственную воронку. Хотелось немедленно сбросить с себя все лишнее, одежду например, и устремиться в эту круговерть. Но нет. Оля усилием воли заставляла себя вернуться в реальность, раскидать его руки по сторонам и вырваться из сладкого плена.

– Почему? – вопрошал Стасик.

– По кочану, – отвечала Ольга.

– Скажи нормально, – требовал Стасик.

Но как она скажет? Ей нужны слова, обещания, клятвы. Он должен заверять, что так будет всегда. Всегда, всегда, всю жизнь он будет любить ее, желать, хранить верность. Всех остальных женщин не существует в природе, только одна Ольга. «Ты одно мое желанье, ты мне радость и страданье». А так, как сейчас, – молча, мрачно, деловито, как будто зашел в общественный туалет, намерен помочиться и выйти…

Такого не будет. Она себя не на помойке нашла. Умница. Красавица. Через год заканчивает университет, будет в совершенстве знать три языка: английский, французский и китайский. Китайский – это тебе не кот начихал. Трудный язык, если ты не китаец.

Родители Ольги – художники-мультипликаторы, не пьянь и рвань какая-нибудь. Они трясутся над своей Олечкой, как над сокровищем. И Олечка тоже знает себе цену.

– Ну, чего? – хмуро добивается Стасик. – Чего тебе надо?

«Слова», – думала Ольга, но вслух говорила:

– Ничего.

«Дура ты, – ставили диагноз ушлые подруги. – Он просто честный. Не хочет врать. Другой насыплет тебе слов целое ведро, лишь бы добиться своего. А этот не врет. Ничего не обещает. Главное – твое чувство. Ты его хочешь? Хочешь. Вот и все».

Нет, не все. Она не хочет попадать в поток. Быть одной из.

Лучше ничего.

Ольга продолжала встречаться со Стасиком в надежде непонятно на что. Вернее, понятно. Он ждал оргазма. Она – перспективы на долгое счастье.

Стасик ушел со всех своих работ на вольные хлеба. Писал сценарий для художественного фильма.

В конце концов он его закончил и дал Ольге прочитать.

Ольга прочитала, ничего не поняла, отдала бабушке. Бабушка старая, конечно, но не очень. Мозги не попортились от времени.

Бабушка взяла рукопись с интересом, но интереса хватило на восемь страниц, а всего страниц было сто двадцать. История на две серии. В первой серии герой был живой, а во второй серии – мертвый.

Бабушка вернула рукопись и сказала, что запомнила только одно слово: «дырокол». Вначале она думала, что дырокол – это канцелярская принадлежность, но оказалось, что автор сценария так обозначил мужской пенис. Он делает дырки понятно где, отсюда и название – дырокол.

Больше ничего примечательного в сценарии не оказалось. Сюжет вторичный: покойник в конце истории оказывается живым. Такое уже было-перебыло. Бабушка подумала: «Может, я устарела? Может быть, сценарий отражает современное художественное мышление?»

Отдали читать Олиной маме Тамаре.