Маша Трауб - Тяжелый путь к сердцу через желудок [антология]

— Экстрасенс вы?

— Я, — не отрываясь от книжки, отвечает пассажирка, не обращая внимания на то, что автобус больше не едет и перед ней стоит сам водитель.

— Ну… — вальяжно говорит тот и подмигивает билетерше. — Это мы щас проверим. Может, ты и про меня скажешь…

— Чего? — недовольно поднимает глаза Алла Викториновна и видит рыжего амбала в вязаном наперстке на голове.

— Чего-чего! Может, и про меня скажешь? — с уже меньшей уверенностью спрашивает водитель, обжегшись о пронзительный взгляд странной бабы.

— Геморрой, — сообщает ему Алла Викториновна и добавляет: — Сахарный диабет второго типа. Гипертоническая болезнь… Простатит. Так?

— Так… — оседает водитель и с размаху плюхается на сиденье. Состояние ужаса сменяется сомнением: «Не врет ли? Может, просто угадывает, потому что у многих мужиков-то и простатит, и геморрой, и болезнь эта, когда давление туда-сюда, туда-сюда. За целый день-то напсихуешься! А тут еще сумасшедшая какая-то! Нет уж, не дождетесь! Так и поверил!» — рассуждает шофер и решается предпринять еще одну попытку: — А вы вот мне, женщина, скажите, было ли у меня ранение и где?

Алла Викториновна минуту-другую смотрит на «пациента», делает пару пасов руками и без эмоций докладывает:

— Проникающее ранение живота. Шрам чуть ниже пупка. Оперировались лет десять назад, не меньше. После операции — перитонит. Было?

— Было, — еле слышно отвечает водитель и беспомощно смотрит на напарницу.

— Ну, было и было, — улыбается ему Алла Викториновна. — Домой-то меня довезете?

— Довезем, — хором отвечают водитель и билетерша, после чего шофер покидает салон на полусогнутых ногах.

Усевшись в кабине, минуту гладит обтянутый кожей руль, а потом выкрикивает в салон:

— Куда везти-то, женщина?

— Заречная, 17.

Автобус подруливает прямо к подъезду — он сошел с маршрута сразу же, как только Алла Викториновна продемонстрировала чудеса экстрасенсорики.

— Стойте! Стойте! — возбужденно кричит она и подбегает к водительскому окошечку. — Вот мой дом уже! Вот подъезд! Угловой. Откройте двери!

Водитель останавливает свой автотранспорт и высовывается в окошечко:

— Вы это! Телефон, может, оставите? Или адрес? А я б к вам своего малого привел, а то болеет и болеет. По врачам уже затаскали, а лучше не становится…

Наивная Алла Викториновна, забывая об элементарных правилах безопасности, пишет на вырванной из записной книжки странице и адрес, и телефон, и даже место работы. Послание она заканчивает следующим предложением: «Алла Викториновна Реплянко. Экстрасенс».

Лифт не работал. На седьмой этаж топала пешком, распугивая своим пыхтением сидящие на ступеньках компании.

— Осторожнее, — возмущались потревоженные обитатели подъездов. — Не видите, люди сидят?

— Не вижу, — смиренно вздыхала Алла Викториновна и упорно тащилась вверх.

Дверь открыла недовольная дочь. Не поздоровалась, ушла в комнату. Большой поэт сидел на кухне, пил чай. Жене обрадовался:

— Пришла?

— Пришла, — жалобно сообщила Алла Викториновна и уселась на табуретку.

— Чего так долго-то? Десятый час, — посмотрел на часы поэт.

— Лабораторную готовила на завтра. Потом автобус долго ждала. Пока доехала… Лифт не работал.

— А не надо так долго… — выкрикнула из зала старшая и тут же захлопнула дверь.

— Есть будешь? — по-доброму поинтересовался поэт.

— Нет, — отказалась Алла Викториновна и выложила из сумки своего Казанцева.

— Фантастика?

— Фантастика.

— Казанцев, поди?

— Он.

— И охота тебе муру всякую читать? — изумленно поднял кустистые брови большой поэт, всем своим видом показывая, что если и нужно что-нибудь читать, то это его, настоящего поэта.

— Написал что-нибудь? — тихо спросила Алла Викториновна и расстегнула кофту, под которой поблескивал сиреневый шелк.

— Напишешь тут! — пожаловался большой поэт и кивнул в сторону двери. — Опять грызлись. Того и гляди сожрут друг друга. Может, квартиру разменяем? — неожиданно предложил он и начал мысленно прощаться с привычным пространством обжитого дома.

— Зачем?

— Затем, что невозможно работать. Кричат! Ругаются!

— А вы бы взяли и разменяли! — снова выкрикнула из зала старшая и снова с силой захлопнула обшарпанную дверь.

— Да… — появилась вторая дочь и, уродливо вывернувшись, почесала ногу чуть выше колена второй ногой. — Квартиру-то, между прочим, вы и на нас получали.

— Вы в ней, между прочим, и живете, — огрызнулся отец и уткнулся в газету.