Абрахам Вергезе - Рассечение Стоуна

Однако насмешки, разговоры о других кандидатурах вывели меня из себя.

— Что с тобой происходит? — завопил я, глядя на целую стопку дамских модных журналов у нее в руках. Мне вспомнилась девочка, что усердно изучала каллиграфию и, после смерти Земуя, накинулась на книги, жадно глотая все, что ей давала Хема. — Ты была такая… серьезная.

Теперь в подругах у Генет ходили две сестры-армянки. Они втроем шлялись по магазинам, бывали в кино, старались подражать актрисам, чьи наряды и манеры считались образцом, заигрывали с парнями. Когда-то отметки у Генет были такие хорошие, что она перепрыгнула через класс. Но теперь она редко садилась за учебники, и оценки у нее стали посредственные.

— Что с тобой стряслось, Генет? Ты не хочешь стать доктором?

— Да, доктор, я хочу стать доктором, — пропела она, приближаясь ко мне. — Осмотрите меня, доктор. — Она расставила руки, портфель — в одной, журналы — в другой, и прижалась ко мне бедрами. — У меня болит вот тут, доктор.

В дверь нашей квартиры влетела Розина. Ее внезапное появление кому-то могло показаться забавным, Генет так даже расхохоталась, но самой Розине было явно не до смеха.

На нас обрушился поток слов на языке тигринья с вкраплениями итальянского. Розина размахивала руками, но Генет не давалась, ловко уворачивалась, плясала вокруг меня, потешаясь над матерью. Кое-какие выражения я понял, а уж общий смысл был и подавно ясен.

— Ты совсем спятила? Чем это ты тут занималась? Что за парень на машине? Ему от тебя нужно только одно, не понимаешь, что ли? Что это ты виснешь на Мэрионе как проститутка?

Каждый новый вопрос вызывал у Генет новый приступ смеха.

Розина ела меня глазами, будто на вопросы должен был отвечать я, а не дочь. Уже во второй раз она нас застукала. Она набрала в грудь побольше воздуха и перешла на амхарский:

— Ты! Почему она не вернулась вместе с тобой и Шивой? И что это вы тут вдвоем затеяли?

— Мы ведь собираемся стать докторами, сама знаешь, мама, — закричала Генет на амхарском. В глазах у нее стояли слезы. — Я показывала ему, как осматривать женщину.

Потрясенное лицо Розины произвело на Генет такое впечатление, что она бросила на пол портфель и журналы, схватилась обеими руками за живот и, шатаясь от смеха, двинулась к своему логову. Мы провожали ее взглядами. Потом Розина опять повернулась ко мне, стараясь напустить на себя грозный вид, как бывало, когда мы с Шивой озорничали. Но у нее плохо получилось. Еще бы. Со своим ростом в шесть футов один дюйм я был куда выше своей нянюшки.

— Что скажешь в свое оправдание, Мэрион?

Я понурился, сделал два шаркающих шажка к Розине.

— Хочу сказать… — И я подхватил ее на руки и закружил в воздухе, а она принялась колотить меня по плечам. — Хочу сказать, что очень рад тебя видеть. И намерен жениться на твоей дочери.

— ПОСТАВЬ МЕНЯ! ПОСТАВЬ МЕНЯ НА ПОЛ!

Оказавшись на ногах, она попыталась меня схватить, но я отпрыгнул.

— Ты рехнулся, вот что! — Розина оправляла блузку, подтягивала юбку, изо всех сил стараясь не улыбаться. — Дети, в вас вселились злые духи! — Она подняла с пола журналы и портфель и отправилась вслед за Генет, выкрикивая, чтобы слышали и дочка, и я: — Ну погодите! Возьму палку и дурь-то выбью!

— Розина, как ты можешь говорить в таком тоне с будущим зятем? — крикнул я ей вслед.

Она замахнулась на меня. Я увернулся.

— Чокнутые!

И она выкатилась за дверь, бормоча что-то себе под нос.

Обернувшись, я увидел Шиву. Он стоял за окном и смотрел сквозь стекло на меня. Листва на эвкалиптах сухо шуршала под напором ветра, казалось, идет гроза. Но на небе не было ни облачка. Лицо у Шивы горело. Глаза наши встретились, и я понял, что он смеется, — наверное, не только все видел, но и слышал. Меня восхитила его поза: рука в кармане, колени вместе, тело опирается всей своей тяжестью на одну ногу — брат был элегантен, даже когда стоял неподвижно, это роднило его с Генет. Улыбался он редко, но сейчас верхняя губа прятала хитрую усмешку. Я усмехнулся в ответ, радостный, довольный собой. Брат может читать мои мысли. Брат любит меня, любит Генет, а я люблю их обоих. Розина права, Миссия пропитана безумием, но только сумасшедшему может прийти в голову мысль покинуть ее.

Безумие явило себя в тот же вечер, причем в самое неподходящее время. В этом году я заканчивал школу, и мне позарез было нужно получить хорошие отметки. Мотивация у меня была простая — величественная, цвета слоновой кости, клиника, вознесшаяся над Черчилль-роуд напротив почтамта и Lycée Français . Там будут обучаться студенты нового медицинского института, преподавателей для которого наберут на краткосрочной основе при содействии Британского Совета, Swiss Aid и USAID из числа известных иностранных врачей, только что вышедших на пенсию.