Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

– Ну, так за колледж же у тебя нашлось что выложить. – В руке у нее была банка «Танга». – В «Биг Банни» на этой неделе скидка на большие банки – все по семьдесят девять центов.

Я встретилась с толстухой взглядом. Ее чопорность пропала.

– Обычно я бы сказала – звони охраннику кампуса, посмотрим, что он скажет, но он на этой неделе в отпуске. Уехал рыбачить в Смоки Маунтенс с женой. Кто угодно может сюда забраться и вынести все до последней щепки! Но это между нами и фонарем, – она кивнула на торшер.

– Расчудесно, – не выдержала я. – Я десять часов тряслась в автобусе, а тут поцелуй пробой и валяй домой! Это еще если повезет и сегодня есть автобус до Род-Айленда!

– Ты с Род-Айленда? Такая толстая – и из такого крохотного штата?

– Пошла на фиг, – огрызнулась я. В автобусном кресле этой толстухе было бы ненамного просторнее моего.

Банка «Танга» звякнула о мой чемодан.

– Ну, ладно, меня работа ждет. Я закрываюсь в полшестого.

И она забухала ножищами по коридору, глядя в пол.

Я полчаса просидела на диване, безуспешно придумывая способы покончить с собой в Уэйленде, Пенсильвания. Нельзя же просто позвонить в первый попавшийся дом и попросить одолжить ключи от машины и гараж! Я подумала корыстно воспользоваться своими сердечными шумами – выйти за двери и бегать вокруг общежития, пока не случится разрыв сердца, но долгая поездка в автобусе отняла все силы – я не могла даже подняться с дивана.

Вернулась толстуха в белом нейлоновом плаще с вышитым на кармане «Далия» и фонариком в руке.

– Я тут подумала, – начала она. – На сегодня – и только на сегодня, раз уж время позднее, а в Смоки попадаются всякие «Курнуть есть? А если найду?», я, пожалуй, разрешу тебе остаться здесь. Только свет не включай, вот, пользуйся, – она протянула мне фонарик. – Я тебя нашла по списку – Долорес, правильно? Ночуй в комнате двести четырнадцать. Там есть матрасы, правда, без простыней. Если городские копы заметят свет, то придут проверять. Мне неприятности не нужны.

Я не была в восторге от предложения, но это казалось проще самоубийства. Все, что от меня требуется, – сидеть в темноте и дышать.

– А телевизор тут есть?

– Никаких телевизоров! Полиция нагрянет через две минуты!

– Ладно, – согласилась я. – Пожалуй, я так и поступлю. Спасибо.

Я вспомнила мамины розовые далии, которые так недолго росли на заднем дворе на Боболинк-драйв. За несколько дней до прихода рабочих и начала эпопеи с бассейном мама пересадила далии на другую, тенистую сторону дома. Они поникли и завяли – не перенесли пересадки.

– Я бы пустила тебя к себе домой, – продолжала толстуха, – но на этой неделе дома мой говнюк братец. Вот, – она написала номер на моем письме из Мертона. – Таксофон на стене, напротив уборной. В случае чего звони мне, я сегодня дома.

– Далия? – спросила я.

Тетка сперва не поняла, а затем постучала пальцем по вышивке:

– Это не мое, одна из студенток оставила. Половину вещей здесь бросила после выпуска. Кто-то теряет, а кто-то находит. Я Дотти. В общем, если позвонишь, я буду на месте. Главное, позвони, идет?

– Идет.

– Вот и ладушки. До завтра. В субботу у меня выходной, но я приду.

Она заперла дверь изнутри, вышла, подергала ее и начала спускаться по лестнице, не оглядываясь. Я стояла, глядя, как колышется ее жирная задница.

Логика лабиринта коридоров начала проявляться для меня с третьего прохода по зданию. Комнаты были открыты – анонимные, за исключением авторского вандализма: полоска отсутствующих квадратов на потолке в сто седьмой комнате, пацифик, намалеванный на двери двести второй. Моя комната оказалась в конце второго этажа.

Сперва наши с Киппи кровати выглядели совершенно одинаково. Из любезности я выбрала половину комнаты с ободранной тумбочкой и матрасом в пятнах.

– Киппи! Наконец-то! – воскликнула я в зеркало. – Киппи, это я!

Мой подбородок утопал в бороде из жира, а глазки были, что называется, поросячьи.

– Извини, что я так выгляжу, Киппи. У меня была нелегкая жизнь, и…

Я поменяла тумбочки, подняла чемоданы и грохнула их на другой стороне комнаты, а сама хлопнулась на матрас почище. А разве эта Киппи в жизни никому не лгала? Что делает ее такой непогрешимой?

В коридоре возле нашей комнаты стоял облупленный канцелярский шкаф со старыми тестами и семестровыми контрольными. «Возрождение символизма в наиболее известных трагедиях Шекспира», «Опишите влияние политики “Нового курса” от начального этапа до настоящего времени», «Если Том, у которого один из дедушек голубоглазый блондин, а бабушки и другой дедушка кареглазые шатены, женится на Барбаре, блондинке с карими глазами, бабушки которой…»