Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

Женщина коснулась его затылка жестом столь естественным, что меня пронзила острая тоска.

– Ты же у меня совсем не поспал, – сказала она.

Они прошли к номеру через три от моего и закрыли за собой дверь.

Открытки. Предсмертные записки.

Лежа на кровати, я решала, кому их отправить. Бабушке? Доминго? Единственной, кому мне хотелось написать, была мама. «Ты не заслужила того, что случилось. А я заслужила». Я подумала о фотографии мамы с Женевой Свит на бабкином крыльце, где они стоят обнявшись, навсегда юные, счастливые и красивые.

Оттолкнувшись от кровати, я села и написала две открытки.

Дорогая бабушка!

Я просто больше так не могу. Когда будешь меня вспоминать, старайся думать обо мне как о человеке, а не об огромном жирном смертном грехе…

Дорогая Женева!

Мы не были знакомы лично, но мне кажется, что…

Все это показалось мне глупым. Я разорвала открытки и снова легла на спину, закрыв глаза…

Во сне Джек Спейт, Эрик и папа везли меня в открытый океан на качающейся лодке. Шел густой снег и дул сильный, порывистый ветер. Я никогда не видела снега на воде и хотела просто сидеть и смотреть, но они наклонялись и тыкали меня в пятки концами весел.

– Хватит! – закричала я им. – Прекратите!

Я прыгнула в темную рябую воду и поплыла рядом с дельфиненком. Мы скользили по воде быстро и ловко. Снег прекратился. Когда я оглянулась, лодка была уже далеко.

Рыльце дельфиненка показалось мне знакомым. Он вдруг перестал быть дельфином и стал маленьким мальчиком с дельфиньей улыбкой. Умершим сынишкой Дотти. Он уплыл прочь.

Я проснулась с пересохшим горлом. Офис был закрыт, а всю мелочь я уже потратила. Вода в кране на вкус была теплой и ядовитой. Я избегала прикасаться к скользкому стакану для питья.

Дорогая бабушка, скажи моему так называемому отцу, что я запрещаю ему приходить на мои похороны. Я не хочу, чтобы он ко мне приближался…

Писать не хотелось. Хотелось с кем-то поговорить, с тем, кого я еще не подводила, кто станет меня слушать. Можно выйти в коридор, постучать и разбудить ученого: «Извините за беспокойство, вы меня не знаете, но…»

Или уже решиться и сделать. Прекратить ночные кошмары. Положить им конец.

Я подняла трубку.

Телефонистка справочного бюро Кейп-Кода поговорила с телефонисткой в Калифорнии, которая сказала, что Свитов там трое: Брайан Свит, М. Дж. Свит и Ирвинг Свит.

– Ирвинг, – сказала я, – соедините с ним.

Гудки шли и шли. Голос прозвучал как с другой планеты.

– Погодите, – произнесла она, – как вы сказали?

– Дочка Бернис, – ответила я. – Бернис, вашей погибшей подруги. Ее дочь.

Я напомнила Женеве о ее звонке после аварии, когда она просила бабку подозвать меня к телефону, чтобы сказать, как сильно хочет со мной познакомиться и как у нее точно земля из-под ног ушла, когда она услышала печальную новость. Она прислала цветы в похоронное бюро – белые гардении, самый большой и красивый букет.

– Я сохранила ее письма, все до единого, – говорила Женева. – Мы ведь иногда писали друг другу. В ту ночь, как мне позвонили, я достала их и перечитала. Одно я знаю точно – тебя она любила больше всего на свете.

Она подождала, пока я перестану рыдать, прося меня не торопиться, и спросила, как я живу и чем занимаюсь. Я же сейчас в колледже, не правда ли?

Я сказала ей, что с колледжем у меня не получилось.

Значит, я звоню с Род-Айленда, от бабушки?

Я сказала, что звоню с Кейп-Кода.

– С Кейп-Кода? В это время там холодновато. Зачем ты поехала туда в ноябре?

– Да так, ни за чем, – отозвалась я, глядя в зеркало. Я накручивала волосы на палец, глядя, как продавился матрас под моим весом. От слез веки распухли, глаза стали как щелочки. – Чтобы поразмыслить на свободе.

– О чем?

– Ну как, о многом. О смерти, например. Сегодня я видела умирающего кита. Я остановилась возле бухты, куда приплывают умирать киты.

На другом конце линии стало тихо.

– Расскажите о маме, – попросила я.

Женева рассказала мне о свадьбе мамы и папы, как мои родители потеряли головы из-за любви друг к другу, как мама молилась, чтобы поскорее забеременеть. Женева трещала и трещала:

– Последние года два ее письма, честно говоря, надрывали мне сердце. Сперва развод, потом нервный срыв… Всякий раз, как ей удавалось встать на ноги… Она всегда была такой уязвимой…

Если я это сделаю, я буду свободна – от себя, от кошмаров с Джеком Спейтом.

– Я ее все время к нам звала – приехать, отдохнуть, развлечься, устроить себе маленький рок-н-ролл…