Айрис Мердок - Время ангелов

Он сожалел, что рассказал о случившемся Норе, хотя упомянул только сам факт разговора, даже не пытаясь воспроизвести атмосферу, и по какой-то причине не смог заставить себя пояснить, что все это произошло в темноте. Но даже и этого не следовало говорить. Он обязан был скрыть все, полагая, что всякая эмоциональная работа должна происходить внутри него втайне. На эту тему Нора могла произносить только богохульства. И произносила их ликующе, понимая все упрощенно, откровенно торжествуя, когда удавалось выведать что-то новое, и окончательно убеждалась в очевидности своей правоты.

— Думаю, я не преувеличиваю, епископ, — говорила Нора.

У епископа были маленькие руки и ноги и чистое мальчишеское лицо. Маркуса раздражало, что Нора называет его «епископ». Он стал называть его «сэр», а затем с раздражением обнаружил, что епископ, возможно, моложе его. Маркус был в таком возрасте, когда человека еще шокирует, если более молодой занимает высокое положение.

— Насколько я понимаю, — продолжала Нора, — дело в ответственности перед обществом, не говоря уже о самой церкви. Очень опасно, когда неуравновешенный человек обладает такой властью. Все может произойти. Должен существовать какой-то церковный аппарат, чтобы по крайней мере расследовать подобные случаи.

— Ну, разве в наше время кто-нибудь может сказать, кто безумен, а кто в своем уме? Пусть тот, у кого нет невроза, бросит первый камень! Какой удивительно вкусный торт. Я знаю немного людей, способных в наши дни взять на себя труд готовить сладости.

— Вы спрашиваете, кто может сказать, — продолжала Нора. Она начинала сердиться на епископа. — Отвечаю, что я готова сказать. Терпимость может зайти слишком далеко, и, с моей точки зрения, в наши дни часто заходит. Нужно называть вещи своими именами. Сейчас нам противостоит человек одновременно и безумный, и безнравственный.

— Как он может быть и тем и другим одновременно? — возразил Маркус. Он до сих пор еще не вступал в разговор.

— Я бы, безусловно, назвал Карела эксцентричным, — сказал епископ. — Английская церковь известна своими особенностями. В восемнадцатом веке…

— Мы, слава Богу, живем не в восемнадцатом веке, — перебила Нора.

Маркуса расстроило, что епископ называет его брата Карелом, хотя они встречались только раза два.

— Не следует слишком беспокоиться, мисс Шэдокс-Браун. Как говорит сочинитель псалмов, «поистине каждый человек в лучшем положении тщеславен иным способом». Но в конце концов все образуется! Нет, спасибо, больше не надо торта, я и так с удовольствием съел большой кусок. Мне бы хотелось немного этого вкусного рассыпчатого сыра.

— А я считаю, что-то нужно сделать, — заметила Нора. Она проворно наклонила дощечку для сыра к тарелке епископа. — Естественно, мы сочли, что прежде всего нам следует посоветоваться с вами. Но Маркусу придется предпринять кое-какие шаги в отношении Элизабет. В конце концов, он ее опекун, и он должен добиться позволения видеть ее. Я намерена получить консультацию у юриста.

— Думаю, нам не следует слишком торопиться, — сказал Маркус. Его раздражал, огорчал и почти пугал напористый вид Норы, юристов, даже полиции, вмешивающихся в нечто такое личное, какими стали теперь его отношения с Карелом и Элизабет. Он жалел, что не отговорил Нору в самом начале.

— Я согласен с Маркусом, — сказал епископ. — Легко поднять необдуманную суету. Но не так легко будет потом соединить обрывки. Вы не возражаете, если я налью себе еще немного этого великолепного кларета?..

«Итак, я уже Маркус, не так ли?» — подумал Маркус. Ну и проныра же епископ, удивительная профессиональная легкость!

— Моя точка зрения, что суета не будет необдуманной, — сказала Нора. — И я удивлена, что вас не интересуют слова Карела о том, что он потерял свою веру.

Это уже было дословно пересказано.

— Вера — такое личное дело, особенно в наши дни, — туманно заметил епископ.

— Может, он меня дурачил, — предположил Маркус.

— Ты прекрасно знаешь, что нет, — возразила Нора. — Он отъявленный циник. Священник, спокойно объявляющий, что он не верит в Бога!

— Что ж, если мне позволят сказать и не сочтут меня фривольным, все зависит от тона, которым это было сказано! Насколько мне известно, вы пишете книгу на эту тему, Маркус?

— Не совсем так, сэр, — сказал Маркус. Он ощущал себя школьником, которого расспрашивали и с раздражением отмечали его условные реакции. — Я пишу не о Боге, а о морали. Хотя я собираюсь посвятить одну главу онтологическим аргументам.