Наталия Осс - Антиглянец

– Да, oui! – отвечала я Жилю. Больше все равно я не могла ничего вспомнить по-французски. Он обнял меня, мы закинули головы к небу. Где мои чайки? Их не было.

Он нашарил «молнию», вцепился в нее зубами и потянул вниз. Язычок впился в кожу. Больно!

– Non! Нет! – я опомнилась.

– Что случилось? Это Cannes, это festival… Oui!

– Non!

Я вырвалась и нырнула обратно в шатер. Здесь было душно, танцевали уже на столах и лавках, покрытых белой тканью – прямо в туфлях и ботинках. А они, как мы, тоже бывают в угаре… Девочек я нигде не видела. Черт, куда они делись?

Я набрала Лиин номер – не отвечает. И у Ведерниковой отключен. Надо найти их. Они где-то здесь, они не могли далеко убежать. Я обернулась – на меня шел Жиль…

Срочно бежать. Я протиснулась мимо бара, осажденного пьяными телами, пробилась через коридор, забитый очередью в туалет, и выбралась на набережную. Никого…

Опять набрала номер. Никто не отвечал. Я заволновалась, посмотрела по сторонам, вверх… Чайки. И успокоилась. Со мной здесь ничего плохого больше не случится.

Я пошла ко Дворцу, в ту сторону, откуда мы приехали. Если ловить такси, там ближе.

Туфли впивались в ноги. Город не спал, толпа поредела, но не сдавала позиций. В барах, на пляжах, на лавочках, в кафе – все было занято. Купила воды. Навстречу мне шла компания – дамы лет пятидесяти в вечерних платьях и босиком. Туфли они несли в руках.

Я села на лавочку, расстегнула ремешки и пошла босая, ощущая кожей шершавый теплый асфальт. Как я раньше не догадалась? Теперь мы слились полностью, я и город. Я забредала на газон, на мягкую траву, снова шла по асфальту, каннский тротуар массировал мне ступни…

Возле Дворца присела на бордюр и закурила. Охрану уже сняли, и красный ковер стоял пустой, взятый в раму железными загородками. Даже звезд мне сейчас не надо. А вот же они, летят надо мной…

Я смотрела на афишу на фасаде здания. Танцующие в темноте Брюс Уиллис, Альмодовар, Вонг Кар Вай, Депардье. Cannes 60. Мы были наедине с фестивалем. Я слышала, как стучит его сердце.

Неужели это я здесь и сейчас… За что мне такое нереальное, сумасшедшее счастье?

Рядом присел бомж. В потрепанных джинсах, с рюкзаком, его большая лохматая собака пристроилась рядом. Он достал из рюкзака бутылку вина и багет.

– Tu en veux?

Я покачала головой. Улыбнулась.

– Нет.

– Allez!

– Спасибо, нет, – я подняла бутылку Перье.

– A votre santé!

Глотнули мы одновременно. Он свое столовое французское вино, я их французскую минеральную воду.

– Donne-moi а fumer! – он показал на пачку. Я протянула ему сигареты. Мы закурили. Собака смотрела на меня влюбленными глазами.

– Хорошо, – сказал он.

– Oui, bien, – ответила я.

Подошла к красной лестнице и встала у самого подножия ковра. Вот интересно, как это бывает? Я ступаю на ковер, вспышки, Alena Borisova, Russia, шлейф тянется за мной, обнимая каждую ступеньку. Поворот головы, легкая улыбка, глаза. Его глаза, мои… Я в белом платье, а он в черном смокинге, и мы летим над городом, как шагаловские влюбленные…

Стоп, стоп. Это я про другое. Alena Borisova, Gloss, они аплодируют, аплодируют, закончили аплодировать. А я медленно поднимаюсь к вершине славы, прямо под небеса, под купол золотого каннского неба, подсвеченного солнцем, с которым договорилась дирекция фестиваля…

Я смахнула наваждение.

Двинулась дальше, к яхтам. Они спали там, в порту. После асфальта нагретые солнцем доски пристани казались мягкими, как ковер. Я затопала быстрее.

Вот они, мои хорошие. Ого, в январе я таких здесь не видела! Теперь в порту, в тылу дворца, защищенные его цитаделью, стояли большие корабли, многоэтажные катера. Кое-где горел свет, играла музыка, люди на палубе пили шампанское… Парень в белой рубашке помахал мне рукой, я махнула ему в ответ. Я шла по пристани, боясь нарушить их сон. Они покачивались на воде, канаты легонько бились о мачты, такой нежный мелодичный звон…

С соседней лодки спрыгнул мужчина, следом женщина, он протянул руку, помогая ей слезть. Не молодые и не старые. Она шла босиком. Расхохотались, кивнули мне – Bon soir! – и, обнявшись, побежали к берегу. Какие счастливые люди, видно, что на этой лодке живет любовь…

Я сидела на пеньке, за который швартуют кораблики, курила, темная вода билась о сваи. Тишина… Даже чайки заснули. Вот это и есть мое счастье. И мы могли бы так же… Не надо, не надо, не плачь… Все хорошо. Даже если потом ничего не будет, это уже было… Я была счастлива в Каннах. Почему была? Я есть…

Когда я приехала в Ниццу, Островская уже спала. Не раздеваясь, в своем леопардовом платье. На тумбочке лежало колье. Я взяла его, чтобы поближе рассмотреть. «Swarovski» – было выбито на металле. Смешная она, зачем врать? С бриллиантами или без, в мире всем хватит места…