Наталия Осс - Антиглянец

– Отрывки. И сценарий читала.

– Вот. А я его писал. Помнишь, там простая русская лохушка получает свое счастье в несколько ярдов? Волшебная сила искусства. С жизнью – ничего общего.

– Так давайте сказку сделаем былью! Вы находите мне олигарха, мы женимся, на премьере Кончаловский объявляет, что типичная история из жизни воплотилась в кинематографе.

– Алена, прекрати! – буркнул Канторович. Кажется, разозлился. Наконец-то! Я продолжала, не обращая на него внимания:

– Представляете, какой пиар? Тем более что я главный редактор журнала Gloss, который снимался в фильме. Это же суперпроект будет! Чистый перформанс, вы понимаете, Павел?

– Смотри-ка, Сань, а она соображает! Ну а мне чего с этого? Пиар? Пиара у меня до морковкиной матери!

– Алена, остановись! – громыхнуло над ухом. Я знала этот тон. Он в ярости! И отлично!

– Как – что вам?! Денег вам олигарх за меня откатит! Правильно я говорю, Александр Борисович? Вот моя визитка, – я достала из сумки карточку и протянула Гейдельману, – и вашу давайте. В Москве встретимся, обсудим наше сотрудничество. Хотите, интервью сделаем с вами в журнале?

– Одну минуту! Извини нас, Паша. – Канторович больно схватил меня за руку и оттащил в сторону.

– Отпусти меня!

Он ослабил хватку. Я стояла напротив него, красная, мокрая, и ловила ноздрями воздух, как разъяренный бык перед последней смертельной корридой. Нет, на быка был похож он, со своими вздыбленными ветром волосами. А я буду матадор. И я его убью!

– Ты сдурела?! Ты с кем кокетничаешь?!

– А в чем дело? Вам что-то не нравится?

– Ты не понимаешь, кто это?! Ты что, девка – так себя вести?

– Да-а? Девка?! Неприлично себя веду? Извините, Александр Борисович, если опозорила. Я думала, он ваш друг!

– Прекрати паясничать! Он мне не друг!

– А кто? Вы просто вместе в баню ходите?!

– Не надо со мной так разговаривать!

– Я вообще с тобой не разговариваю!

– Вот так, да?!

– А как ты хотел?!

Еще немного, и пойдет дым. Мы скрестили шпаги, чиркнули стальными взглядами. Я отвела глаза первая.

– Послушай, Алена, давай остановимся сейчас на этом. Я не хочу в таком тоне… Сейчас мы не сможем нормально поговорить. Сегодня вообще день нехороший.

– Правильно. Нехороший. Я как только тебя встречаю, у меня день нехороший! Поэтому я не собираюсь больше с тобой разговаривать! Ни сейчас, ни потом. Никогда!

– Никогда? Вот так, да?!

– Именно так! Вон Ведерникова твоя идет. Приличная девушка из приличной семьи. Тебе повезло!

– Алена!

Я не обернулась. Я искала в поредевшей уже толпе Мишку. Быстрее отсюда, быстрее!

Полозов стоял в сторонке, беседуя с группой товарищей. Пресса. Кое-кого я помнила по газетной жизни.

– А я думал, мы тебя навсегда потеряли. Хотел уже твой билет продать. Канторович тебя там что, вербовал?

– Да так, – я улыбалась. Я вернулась наконец к нормальным людям.

– Ну что, ребята, пойдем? Помянем президента? – сказал кто-то.

– Какого президента? – я замерла.

– Борисова, ты как всегда! Ты на какой планете живешь? Ельцин сегодня умер, – сказал Мишка.

– Как умер?!

– Так. Как все умирают.

– Не может быть! Может, это слухи просто? Не может такого быть! Сегодня не может быть.

– Почему не может? Все когда-нибудь кончается. Почему не сегодня?

Я закрыла лицо руками. Отвернулась.

Все когда-нибудь кончается, почему не сегодня… Так вот почему он сказал, что сегодня день такой. Плохой, какой плохой сегодня день…

– Ален, ты чего? Ребята, идите, мы догоним! – Мишка обнял меня, отвел в сторону. – Ты плачешь, что ли? Борисова, прекрати! Ну перестань. Ну чего ты? Ну умер, ну царство ему небесное. Жалко, конечно. И мне его жалко. Мы же молодые были совсем. Я тоже сегодня об этом думал. Что сегодня моя юность умерла.

– Миш, давай уедем отсюда. Сейчас же уедем. Или нет… Иди без меня. Иди, тебе надо. Я на такси сама доеду.

– Куда я тебя отпущу в таком состоянии? Поехали. Я тоже не хочу туда. Сейчас мы, Аленка, выпьем. За вечную память нашим надеждам!

Мишка пил. Я плакала. Потом мы пили и плакали вместе. Провожали Ельцина, оплакивали себя. Я вспоминала, как шли по проспекту Вернадского танки, оставляя на асфальте оспины от гусениц.

Эпоха умерла сегодня. Умерла она, может, давно, но смерть констатировали сегодня. Жалко было Ельцина, и обидно за себя. Почему все случилось именно так? То, что было высокой драмой, стало пародией, позорным фарсом. Все кончилось.

У меня была лучшая подруга. Кино в динамике: Светка протягивает последний бутерброд черноволосому мальчику на танке, Светка сидит у меня дома и проклинает преступно нажитый капитал, и меня, и Канторовича вместе с ним.