Городок Вердерев, который позже выродился в село, пожаловал её далекому предку в вотчину великий князь рязанский Олег, о чём было даже написано в Воскресенской летописи. Сколько помнила и понимала себя Александра Николаевна, она была мечтательной девушкой. Замужество с отцом Павлуши и Сергея не слишком противоречило её ожиданиям и представлениям. Возможно, – порою она это чувствовала, – натура её была предрасположена к чему-то большему, чем то, что выпало ей на долю, однако мысли об этом, подёрнутые иной раз и каким-то неотчётливым сожалением, нечасто навещали её, и тем, что вышло, она была вполне счастлива – она этим жила.
Некоторое время, после того как стих в полях стук коляски, умчавшей Алексей Алексеевича, она в возбуждении без всякой цели ходила по дому, но понемногу возбуждение это улеглось. Она почувствовала, что вновь овладевает той привычной жизнью, которую берегла, и которую чуть было не исказил суровый, всегда непредсказуемый жребий войны.
Открыв свой альбом, она принялась не спеша перелистывать продолговатые его страницы, останавливаясь на записях, считывая даты, вспоминая. Порою улыбка, полная тихой, спокойной грусти, трогала её губы, а то лицо вдруг становилось сосредоточенным, серьёзным и даже злым. Здесь были и Полонский, и Надсон, и Апухтин, и много ещё разных никому неизвестных доморощенных стихослагателей. Глаза её остановились на строчках Апухтина: "Гремела музыка, горели ярко свечи, Вдвоём мы слушали, как шумный длился бал…" А вот строки К.Р., которые написал ей будущий муж: "Ты так невыразимо хороша! О, верно под такой наружностью прекрасной такая же прекрасная душа!" Она листала дальше, останавливаясь на некоторых записях, по другим же только скользя. И снова попались строки Апухтина:
"О, Боже, как хорош прохладный вечер лета,
Какая тишина!
Всю ночь я просидеть готов бы до рассвета
У этого окна".
Как резко чувствуется, подумала она, что Апухтин писал не ради заработка и даже не ради славы, а просто потому, что в известный момент хотелось ему писать. Он не сочинял, не искал сюжетов, они сами выплывали со дна души, давая верную картину настроения, которое владело им в данный момент…
"Альбом сей прекрасен,
Я с этим согласен.
Но лучше всего
Хозяйка его".
Прочитав эти строки, простенькие, как сатин, исполненные столь безыскусной лести, Александра Николаевна усмехнулась, но всё же они были ей приятны. Она попыталась вспомнить, кто сделал эту запись, и никак не могла. «Но как же быстро проходит молодость! – думалось ей. – Как быстро она проходит».
Ещё утром Гапа срезала в саду белых и розовых пионов, и к вечеру они, напившись воды, наполнив комнату свежим благоуханием, распушились, вальяжно разлеглись в круглой прозрачной стеклянной вазе, было в них что-то и робкое, нежное, девичье, но и что-то бесстыжее. Александра Николаевна остановила на них взгляд и долго не могла оторвать его от этого крепкого, густого, сочного, полного жизни букета.
Скоро мысли её опять вернулись к сыну. Она вздохнула, закрыла альбом и положила его на место. Взгляд её обратился к окну. Из-за верхушек осокорей на Паре всходила громадная половина идущей в рост луны, словно половина сочной, спелой дыни, изливая в иссиня-чёрное небо густой величественный свет. "Господи, – умиротворённо подумала Александра Николаевна, заворожённая этим зрелищем, – на всё воля Твоя".
Теперь оставалось ждать мира.
* * *
Михаил позвонил Жанне, как и было условлено, девятого вечером. Жанна, прекрасно знакомая с московскими ресторанами, не без удовольствия гадала, на котором из них Михаил остановит свой выбор после концерта, но то, что она услышала, сбило её с толку, хотя и заинтриговало. Он говорил о каком-то митинге, на который надо непременно пойти, извинялся за то, что не может из-за этого назвать точное время их встречи, но Жанна вывела его из этого затруднения, выразив желание составить ему компанию. Нельзя сказать, чтобы она была вполне довольна таким оборотом, но это непредвиденное событие давало ей возможность продемонстрировать свою солидарность, а она знала, что такой человек как Михаил не сможет не оценить этого.
На следующий день они встретились на Полянке. Со стороны метро, от Новокузнецкой, отовсюду на Болотную набережную текли людские реки, которых Жанне ещё не приходилось видеть воочию, но только в кадрах кинохроники. Невозможно было ответить на вопрос, кого именно представляли все эти люди. Самым верным было бы сказать, что они представляли самих себя. Конечно, были тут и сторонники блогера Навального, были и националисты, были и левые, но подавляющее большинство составляли граждане, которых до глубины души возмутила шулерская игра партии власти, которым надоело смотреть, как изголяются над Конституцией, и которые, подобно Михаилу, устали ждать перемен…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу