Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени

– Вот так. Да. Да.

ГЕНРИ: Я в галерее сюрреализма Института искусств в Чикаго, в будущем. Я не совсем одет; все, что раздобыл из гардероба, это длинное черное зимнее пальто и брюки из ящика охранника. Удалось найти обувь, обычно это самое трудное дело. Думаю, нужно украсть бумажник, купить футболку в магазинчике при музее, пообедать, посмотреть картины и потом выйти из здания в мир магазинов и гостиничных номеров. Понятия не имею, в каком времени я оказался. Но не слишком далеко: одежда и прически здесь не очень отличаются от 2001 года. Я одновременно рад этому небольшому путешествию и расстроен, потому что в моем настоящем Клэр в любой момент может родить Альбу, и я ужасно хочу быть там, но, с другой стороны, это очень резкое перемещение в будущее, такое бывает нечасто. Я чувствую себя сильным и уверенным, это здорово. Тихо стою в темной комнате, полной освещенных коробок Джозефа Корнелла [92], наблюдая за группой школьников, идущих за учительницей, у них в руках табуретки, на которые они послушно садятся, когда она велит им остановиться.

Я рассматриваю группу. Преподаватель самая обыкновенная: ухоженная женщина лет за пятьдесят с невероятно белыми волосами и убедительным лицом. Ассистент, милая молодая девушка с голубой помадой на губах, стоит позади группы учеников, готовая успокоить любого, кто начнет шуметь. Но меня интересуют именно дети. Им лет по десять или около того, наверное, пятый класс. Школа католическая, поэтому все одеты в одинаковую форму, зеленые шотландки на девочках и голубые на мальчиках. Они внимательные и вежливые, но не слишком увлечены. Плохо. Я думал, что Корнелл очень подходит детям. Преподаватель, похоже, думает, что они моложе, чем есть; она разговаривает с ними как с маленькими детьми. В заднем ряду сидит девочка, которая, кажется, более увлечена рассказом, чем остальные. Я не вижу ее лица. У нее длинные вьющиеся черные волосы и переливчатое синее платье, которое не дает ей сливаться с остальными. Каждый раз, когда учитель задает вопрос, девочка поднимает руку, но ее ни разу не спросили. Я вижу, что девочке это начинает надоедать.

Преподаватель говорит о коробках из цикла «Звери». Коробки унылые, во многих – белые или цветные интерьеры, с выступами, и дыры, как в скворечниках, и изображения птиц. Это совершенные и самые строгие из его работ, без причуд «Наборов пены для ванной» или романтики коробок «Гостиница».

– Почему, по-вашему, мистер Корнелл сделал эти коробки? – Преподаватель радостно оглядывает детей, ожидая ответа и не обращая внимания на девочку в переливчатом синем платье, которая размахивает рукой, как будто у нее пляска святого Витта. В переднем ряду мальчик робко говорит, что художник, наверное, любил птиц. С девочки уже достаточно. Она встает, не опуская руки. Преподаватель неохотно спрашивает: – Да?

– Он сделал эти коробки, потому что он одинокий. Ему некого было любить, и он сделал эти коробки, чтобы любить их и чтобы люди знали, что он существовал, и потому что птицы свободные, и они прячутся в коробках, чтобы чувствовать себя защищенными, я он хотел быть свободным и защищенным. Коробки он сделал, чтобы мог стать птицей.

Девочка садится.

Ее ответ ошеломляет. Десятилетняя девочка, которая смогла выразить чувства Джозефа Корнелла. Ни преподаватель, ни другие ученики не знают, как на это реагировать, но преподаватель, очевидно привыкшая к ней, говорит:

– Спасибо, Альба, ты очень тонко чувствуешь.

Девочка поворачивается и благодарно улыбается учительнице, и я вижу ее лицо, лицо моей дочери. Я делаю несколько шагов вперед из соседней галереи и смотрю на нее, и она видит меня, ее лицо оживает, она подпрыгивает, сшибает свой маленький складной стул, и не успеваю я опомниться, как уже крепко обнимаю мою Альбу, становлюсь на колени, прижимаясь к ней, и она снова и снова повторяет: «Папочка».

Все смотрят на нас в изумлении. Учительница подбегает.

– Альба, кто это? Сэр, вы кто?

– Я Генри Детамбль, отец Альбы.

– Он мой папа!

Учительница почти заламывает руки:

– Отец Альбы умер.

Я застываю. Но Альба, моя дочь, полностью владеет ситуацией.

– Он умер, – говорит она учительнице, – но он не совсем умер.

Я прихожу в себя:

– Это довольно трудно объяснить…

– У него СПВ,– говорит Альба.– Как у меня.

Кажется, учительница все понимает, хотя я не понимаю ничего. Она немного бледнеет под слоем макияжа, но смотрит сочувственно. Альба сжимает мою руку. Скажи что-нибудь, вот что это значит.