Владимир Леонов - Гоголь – загадочный алмаз России

«Любовь Гоголя к своему народу , – писал президент Всемирного Совета Мира Фредерик Жолио – Кюри, – привела его к великим идеям человеческого братства».

Связь с народом, с родиной – это высшее мерило жизненной полноценности и значимости человека. В полной мере тему патриотизма, тему братства и товарищества Гоголь развил уже в повести «Тарас Бульба». Центральным, кульминационным моментом там стала знаменитая речь Тараса: « Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только они, чтобы при них были хлебные стоги, да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим, свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства».

Читаешь эти горькие гоголевские строчки, а на ум приходят уже другие – шевченковские:

«Раби, подножки, грязь Москви».

«Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в не е, – говорит он в своей очаровательной Майской ночи:

– С середины неба глядит месяц, необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее… Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их… Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба… Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат…»

Можно ли лучше и краше передать красоту этой украинской ночи, или «малороссийского» лета? На фоне этой дивной, красочной природы Гоголь раскрывает жизнь народа, народа вольного, свободного, народа во всей его простоте и самобытности

В своих повестях он изображает жизнь народа, имеющего право быть нацией, имеющего право на самобытность, на свою историю и культуру. Все это он, конечно, вынужден был прикрыть смехом, весельем. Но, как сказано в Евангелии: «Сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит!»

У Гоголя все покрыто добрым, незлобным юмором. И хотя этот юмор, этот смех почти всегда завершается глубокой тоской и грустью, грусть эту видят далеко не все. Видят в основном те, кому она направлена. Молодой, начинающий писатель уже тогда видел измельчение народа, видел, как уходит, исчезает из реального мира чувство свободы и могущество личности, которое неотделимо от общенациональных идеалов братства и товарищества: « Порядку нет в Украйне: полковники и есаулы грызутся, как собаки, меж собою…». «Злодеи отняли у меня эту драгоценную одежду и теперь ругаются над моим бедным телом, из которого все вышли!»

Принадлежащим к какому народу считал себя Гоголь? Давайте вспомним – разве говорится в «малороссийских» повестях Гоголя о каком – то ином народе, кроме украинского? Но Гоголь называет его также и народом русским, Русью. Почему?

Есть ли в этом какие – то противоречия истине? Да нет. Гоголь хорошо знал историю своей Родины. Он знал, что собственно Русь, ассоциировавшаяся во всех русских летописях обычно с Киевской землей и Украина – это одна земля. И абсолютно неправильным является разделение понятий Русь и Украина, как относящихся к определению двух разных стран или народов. Украину Гоголь не считает окраиной или частью какого – то другого народа. И когда он в повести «Тарас Бульба» пишет о том, что «сто двадцать тысяч казацкого войска показалось на границах Украйны», то сразу же и уточняет, что это « не была какая – нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация…»

Этой всей нацией в Русской земле – Украине – и была нация, называемая Гоголем украинской, русской, малороссийской, а иногда и хохлацкой. Называемая так в силу тех обстоятельств, что Украина была тогда уже частью большой империи, и, как ему казалось, вознамерившейся эту нацию растворить в море других народов, отобрать у нее право иметь свое исконное название, свой исконный язык, народные песни, легенды, думы. Гоголю было сложно – мнимость о национальном угнетении, которая, как штормовой ветер, разбивалась о гранитные ограждения мощной державной столицы породили у него душевные кризисы .