Владимир Леонов - Лабиринт Минотавра

Говоря так, Барон вдруг, глядя куда – то за спину Владимира, медленно поднялся и направился к монитору, стоявшему слева в углу от входа в гостиную.

– А это не она, случайно?

Повернувшись к выходу и поглядев на монитор видеонаблюдения, Владимир увидел свою, припаркованную у ворот машину. Приглядевшись, можно было увидеть, насколько позволял экран монитора, капот какой – то темной машины, напоминавшей марку «девятой» модели, но номер не просматривался.

– Не знаю… – неуверенно проговорил Владимир.

Барон громко, на своем языке кого – то позвал. Тут же появился молодой высокий юноша, который, выслушав Барона, быстро прошел к монитору. «Сейчас посмотрим, Барон», – с этими словами он с помощью клавиатуры переместил, насколько позволял радиус наблюдения, видоискатель на эту автомашину.

– Это она, Барон, та самая, – проговорил молодой человек.

Барон вновь что – то на своем языке сказал молодому человеку, который, выслушав его, вышел из гостиной.

Выйдя через некоторое время, Владимир уже не увидел «девятку», которая стояла до этого чуть дальше от дома.

Владимир не заметил, что за беседой пролетело более двух часов. За это время даже про таинственную «девятку» забыл. Но интуитивно чувствовал, что в ней был тот самый, который смеется и которого он видел у Николая Николаевича. «Ну, да Бог с ним, каждому – свое. Так, кажется, написано в Библии. А точнее, на воротах Ада. Не мне судить», – подумал он.

Более двух часов, как неизвестный, остановив свою серую «девятку» на обочине проезжей части дороги, наблюдал за машиной, стоящей у ворот загородного дома. Его очень интересовало, кому мог принадлежать этот шикарный особняк, обнесенный таким высоким кирпичным забором, из – за которого виднелась только часть крыши, и когда, наконец, выйдет оттуда тот, кто его очень интересовал. Конечно, можно выйти из машины и постараться разглядеть, что там, за этим забором. Но этого делать нельзя.

Ограничению видимости наблюдения способствовало то, что он вынужден был максимально откинуть спинку сиденья. Нельзя допустить, чтобы его заметили. Со стороны казалось, что в машине никого нет.

Вдруг мимо машины, куда – то спеша по своим далеко уже не детским делам, с шумом и смехом пробежали подростки. Один из них внезапно остановился и, мельком взглянув в салон машины, крикнул убежавшим вперед друзьям: «Эй, пацаны, идите сюда. Здесь, кажись, никого нет». Он пригляделся. «Там что – то лежит», – уже чуть тише продолжил подросток.

Мальчишки осторожно подошли ближе и, пытаясь разглядеть через затемненные стекла автомобиля внутренность салона, прилипли к стеклам. Кто – то уже, пробуя открыть двери, дергал за ручки.

Вдруг внутри что – то зашевелилось и хриплый мужской голос, без тени смущения вспоминая родителей этих сопляков, посмевших прикоснуться к его собственности, громко предложил им смыться. Причем очень быстро. Пока он им не помог. И подтверждая серьезность своих намерений, мужчина достал с заднего сиденья биту. Смысл сказанного был не только красноречив, но и ясен. Но не для них.

Ватага мелких хулиганов, как бы от неожиданности отпрыгнув в стороны, не только не убежала, а, напротив, на удивление осмелела. Они прыгали вокруг машины, кривлялись, высовывали языки, показывали пальцами понятные всем, кто видел американские фильмы, знаки. Один из них, согнув в локте сжатую в кулак правую руку, резко перехватил ее изгибом левой…

Находившийся в салоне мужчина, видимо, смотрел американские фильмы. Потому как он понял все, что хотели так красноречиво сказать ему эти самые, выражаясь его словами, сопляки. Его терпению пришел конец. Дверь резко открылась, и показалась бейсбольная бита.

Но, не успев насладиться чувством справедливой мести, подтвержденной красноречивыми угрозами, отборным матом и бейсбольной битой, мужчина вдруг как – то обмяк и затих.

Через две минуты на улице уже не было ни мелких хулиганов, ни серой «девятки».

* * *

– Смотри, он еще и улыбается, – неизвестно к кому обратился золотозубый.

– Не, это не от радости. По жизни он такой, веселый. Правильно говорю, Кривой? – проговорил кто – то еще.

Не понимая еще, что с ним случилось, потому что в голове ощущалась невыносимая боль, от которой хотелось выть, Кривой, махая в знак согласия головой, пытался рассмотреть стоящих перед ним людей. Ему, конечно, не до шуток, но что поделаешь, если, помимо его воли, окружающие всегда считали его веселым человеком.