Марк Дейч - Коричневые

У коммунистов и национал-социалистов – не просто много общего. Они «близнецы-братья».

В Париже Владимир Путин отправился на кладбище, где похоронены русские эмигранты. И дело не в том, что российский Президент остановился у памятника «белой гвардии» – по поводу братоубийственной войны нынче многие проливают слезы. И первые среди слезливых – коммунисты, которые эту самую войну развязали. А в том, что Путин целенаправленно поклонился могилам Бунина и Галича – двух самых талантливых писателей-диссидентов советской эпохи. Причем к могиле Галича Президент свернул внезапно, в заранее утвержденном маршруте по кладбищу последнее пристанище замечательного поэта не значилось. Тем ценнее это искреннее движение души.

Подлецы и полицаи нас давно к этому призывают. Дескать, не надо ни порицать, ни гневаться. Дескать, мы все – один народ, одна семья. Ну за исключением некоторых отщепенцев… До Галича дело еще не дошло – этот отщепенец слишком близок к нам по времени, – но Бунина полицаи и подлецы уже давно записали в число своих друзей. Гордятся нобелевским лауреатом, «великим сыном русского народа». Забыв, что Бунин умер на чужбине и в нищете по их вине. Что их, большевиков-коммунистов, писатель на дух не переносил. Про «Окаянные дни» они тоже забыли. Во всяком случае, делают вид. О своем окаянстве эти товарищи вспоминать не любят. Они всё те же: «простые советские люди». А простота – она хуже воровства.

Бывает обидно, когда умного и талантливого человека донимает эта простота, и он пытается что-то объяснить, до чего-то достучаться.

К подлецам и полицаям не достучишься.

Как– то «Советская Россия», почему-то именующая себя «народной газетой», решила поквитаться с замечательным писателем, фронтовиком Виктором Петровичем Астафьевым. Почему «поквитаться»? Есть тут своя предыстория, к которой причастен ваш покорный слуга.

Во второй половине 80-х в московском самиздате появилась переписка историка Эйдельмана с писателем Астафьевым. По нынешним временам ничего особенного в ней не было – историк пенял писателю на некоторую толику великорусского национализма, а писатель историку – на еврейскую озлобленность. Но тогда это была «бомба», которую я передал в западные СМИ.

Разразился скандал. Полагаю, что Эйдельман в какой-то мере на него рассчитывал – однако вовсе не для того, чтобы привлечь к себе внимание (хотя не исключаю, что этот мотив тоже присутствовал). Симптомы ксенофобии, вполне очевидные при советской власти, в период заката империи отчетливо обозначились в виде шовинизма и антиинородчества. Пахло погромами.

«Патриотическая братия» подняла тогда Астафьева на щит. К чести Виктора Петровича, он быстро понял, что к чему, и громко объявил о своем разрыве с лагерем Проханова-Белова. «Братия» сделала еще один шаг – теперь уже к ненависти. Ну, это мы знаем: «Кто не с нами…» и так далее. С тех пор «патриоты» постоянно травили немолодого и не слишком здорового писателя. И вот «Советская Россия» (она же – «Совраска») публикует очередную порцию своего… как бы это помягче выразиться… варева под названием «Откровенное объяснение с писателем В.П.Астафьевым». «Откровенность» состоит из двух частей.

Часть первая – от имени некоего «беспартийного патриота-большевика». Это он сам так себя именует. Уже смешно.

Поначалу сей «беспартийный большевик» рассказывает о своей родословной. О том, как его отца раскулачили, но он, отец, тем не менее в колхоз не пошел, а до конца жизни жил хоть и в деревне, но сам по себе. Единоличником, стало быть. И советская власть его не преследовала, «ибо он ей не вредил».

Чтобы раскулаченного – да не загнали в колхоз (если не в лагерь)? Сомнительно. Разве что папа чем-то сильно угодил этой власти. Вот только чем?

Далее сын этого папы, «беспартийный патриот», утомительно подробно пишет о том, как хорошо жилось ему при коммунистах. И трехкомнатную благоустроенную квартиру ему дали, и «Жигули» он купил, и на сберкнижке было у него накоплено двадцать тысяч рублей.

Двадцать тысяч – это по тем временам еще четыре «жигуля». Неплохо зарабатывал сын раскулаченного. При этом в анкетах небось никогда правду не писал: дескать, папу моего во время коллективизации того. Прищучили. А тот так и остался единоличником.