Хантер Томпсон - Ромовый дневник

Дорога выпала долгой, да еще под солнцем, так что к моменту, когда мы добрались до марины, я горько жалел, что не предложил оплатить такси. Пот с меня катил просто градом, а баул весил, похоже, фунтов под пятьдесят.

Вход на территорию яхт-клуба представлял собой усаженную пальмами подъездную дорожку, что вела к плавательному бассейну, за которым лежал холм, чей склон выходил на причал. Здесь стояло свыше сотни посудин, от крошечных портовых баркасов до громадных шхун, и их оголенные мачты лениво раскачивались на фоне зеленых холмов и голубого карибского неба. Я остановился, увидев сорокафутовую гоночную яхту. Первой мыслью было: «Хочу себе такую же». Темно-синий корпус и сверкающая тиковая палуба – я бы ничуть не удивился, если бы на ее носу увидел табличку: «Продается. Цена: душа человечья».

Я задумчиво покивал головой. Елки зеленые, любой придурок способен обзавестись квартиркой и колесами, но вот лодочка вроде этой… Отдай все – и мало. Очень она мне глянулась, а если учесть ту «важность», которую я в те дни приписывал собственной душе, я вполне мог бы ударить с хозяином яхты по рукам – если бы он только удосужился вывесить ту табличку.

Мы целый день слонялись по «Яхтенному раю» в отчаянных поисках отходящего судна, на котором Йимон с Шено могли бы уплыть без лишних вопросов. Один яхтсмен был готов подбросить их до Антигуа, но через неделю, другой отправлялся на Бермуды, и, наконец, мы набрели на парусный йол, который собирался идти на Лос-Анджелес через Панамский канал.

– Отлично, – обрадовался Йимон. – Сколько вы хотите, чтобы взять нас с собой?

– Ни цента, – ответил владелец, низкорослый, одетый в белые шорты и мешковатую рубашку человечек с лицом покерного игрока. – Потому что я вас не возьму.

У Йимона отвалилась челюсть.

– У меня своя команда, которой я плачу зарплату, – добавил хозяин йола. – И кроме того, со мной жена и трое детей. Так что для вас места нет. – Он пожал плечами и отвернулся.

Яхтенный народ в большинстве своем был вполне дружелюбным, однако отыскались и откровенно грубые. Один такой капитан – а может, и первый помощник – рассмеялся Йимону в лицо: «Извини, приятель, мусор на борт не берем».

У дальнего торца причала мы заметили сверкающий белоснежный корпус под французским флагом, спокойно качавшийся в глубокой воде.

– Лучшая из лучших во всей этой гавани, – сказал какой-то мужчина, что стоял неподалеку от нас. – Крейсерская, класса «кругосвет», семьдесят пять футов, восемнадцать узлов, радар, электролебедки и человеческая кровать, а не нары.

Мы продолжили обходить причал и в итоге добрались до яхты «Синий Питер» [34] В морской традиции т. н. «отходный флаг» (белый квадрат по центру синего поля). В современном Международном своде сигналов именуется «Папа»; на пришвартованных судах означает: «Все на борт; судно готовится к отходу». , где мужчина, позднее представившийся как Уиллис, пригласил нас подняться и пропустить по стаканчику. Там имелось еще несколько гостей, и мы в итоге провели в их компании несколько часов. Йимон через некоторое время ушел проверить другие лодки, а мы с Шено остались и просто накачивались. Несколько раз я замечал, что Уиллис на нее пялится, и когда я упомянул, что мы спим на пляже, он предложил нам не таскать вещи с собой, а сбросить их у него на борту.

– Извините, что не предлагаю койки. Их у меня всего-то две. – Он ухмыльнулся. – Одна, правда, двуспальная, но все равно очень тесно.

– Ну да, ну да, – сказал я.

Словом, вещи свои мы там оставили, а к моменту возвращения в город были уже совсем пьяны. Уиллис отправился с нами на такси до «Гранд-отеля» и сказал, что потом разыщет нас в одном из баров.

Где-то после полуночи мы попали к «Голубому гроту», переполненной пляжной танцплощадкой, вход куда стоил два доллара с носа. Я полез было за деньгами, но народ рассмеялся, и какая-то приземистая толстушка схватила меня за руку.

– О нет, – сказала она. – Давайте лучше с нами. Мы идем на настоящую вечеринку.

Я узнал наших друзей по уличному танцу. Один здоровяк хлопал Йимона по спине и что-то бормотал насчет «драк на хлыстах» и каких-то лазутчиков с ящиком джина.

– Я их знаю, – сказала Шено, – пошли с ними.

Мы пробежались до их машины, и с нами вместе в нее набилось еще человек шесть. В конце главной улицы мы свернули на холм, что высился над городом, и принялись петлять по узкой неосвещенной дорожке, пересекавшей нечто вроде жилого района. Домики у подножия были деревянными, с облупившейся краской, но чем выше мы поднимались, тем чаще встречались строения из бетонных блоков. Наконец они стали чуть ли не вычурными, с лужайками и затянутыми сеткой верандами. Остановились возле дома, полного света и музыки. Мостовая перед входом была забита машинами. Водитель нас выпустил и сказал, что придет, когда отыщет уголок для парковки. Толстушка издала задорный вопль и вбежала по ступенькам внутрь. Я нехотя последовал за ней и увидел, что она разговаривает с какой-то матроной в ярком зеленом платье. Я встал в дверях, и ко мне присоединились Йимон с Шено.