Александр Прозоров - Репортаж о черном мерседесе

– …всеми способами, которые только способно породить извращенное мужское воображение, – нараспев процитировал я. – Угадал?

– Само собой. А потом они опять поссорились. – Салават решительно выпил и закончил: – А две недели назад эти психи решили пожениться. Представляешь, сколько водки у меня тут накопится? Меня, кстати, в свидетели зовут.

– А на самом деле, – вспомнил я, – какого черта она в Неву сиганула?

– К воде захотела спуститься. Нижние ступеньки мокрые, илистые, скользкие. Вот она и нырнула. Ударилась головой, хлебнула воды, испугалась, заорала, забарахталась. А тут и спаситель доблестный нашелся. – Салават взглянул на часы и заторопился: – Двенадцатый час уже. Прибор надо прихватить, пусть Старик полюбуется.

Вот уж не ожидал, что сам Нечаев живет в обычной блочной пятиэтажке за Кировским райсоветом. Гупвар уверенно поднялся на третий этаж, позвонил в угловую квартиру и отодвинулся в сторону, уступая мне место у двери.

– Кто там? – спросил уже знакомый, чуть хрипловатый голос.

– Сергей Стайкин, из «Часа Пик».

Громко щелкнул замок, дверь отворилась. Невысокий – по плечо, – но крепко сбитый, коренастый дедок деревенского вида отступил в коридор, пропуская нас внутрь. На Дмитрии Михайловиче красовались овчинная душегрейка поверх майки с надписью «Зенит-чемпион», шелковые зеленые шаровары и огромные шлепанцы на босу ногу. Положенную старцу бороду заменяла давняя небритость, а в темных волосах отсутствовал всякий намек на седину.

– Разуваться не надо, – предупредил он. – Проходите в комнату.

Ничем особенным квартира известного лекаря не выделялась: обычные обои в золотистую елочку, полированная стенка, журнальный столик у окна, синтетический палас на полу. Вот разве что вытертые мягкие кресла и диван, похоже, не разбирались в спальный вариант, как это принято в нашем малогабаритном мире.

Салават твердым шагом пересек комнату и поставил свой прибор на журнальный столик.

– Сделал, значит? – полувопросительным тоном спросил Нечаев.

– Сделал, – громко подтвердил Гупвар.

– Железом, значит, лечить хочешь?

– Шестьдесят процентов излечения, – гордо похвастался Салават.

Хозяин перевел взгляд с прибора на него.

– А я ведь могу вылечить любого…

– Положим, не любого, – уточнил Гупвар. – Процентов девяносто восемь излечиваешь.

– Согласись, это куда как больше половины.

– Это как посмотреть…

– А как ни смотри, мертвое железо лечить не может. Пожадился ты, Салават, душу свою тратить, присосками да проводками откупиться хочешь.

– Я, – протянул Гупвар руки к Нечаеву, – одного из десяти вылечить могу, а он, – Салават указал на прибор, – шестерых.

Про меня собеседники забыли начисто. Поначалу я хотел обратить на себя внимание, но потом передумал, втиснулся в уголок дивана и прикинулся пустотой.

– Потому, что душу надо вкладывать, – повысил голос Нечаев. – Душу, а не руки!

– У тебя талант, Старик, – мягко возразил Салават. – Его никакой учебой не заменишь.

– А Гриша? – возмутился Нечаев. – А Леночка? А Эдик?

– Какой Эдик, Старик?! – чуть не закричал Гупвар. – Я был твоим лучшим учеником! Я! Но даже у меня никогда в жизни не получится того, что получается у этой коробки с диодами! Твои хваленые ученики людей своим хвастовством гробят! Больные ведь за лечением не в поликлинику, они к ученикам великого Нечаева идут. И что? Вот этими руками я могу спасти от удушья каждого десятого. Кто из твоих подмастерьев способен хоть на это?

– Они научатся.

– Кого ты хочешь обмануть, Старик? Нет в них твоей искры, да и быть не может. Таких, как ты – один на миллиард. Как ты еще троих найдешь? Они может, и не подозревают о божьем даре. А может, шаманят где-то в джунглях Амазонки, и то в лучшем случае. Нет у тебя учеников, Старик, и быть не может. Один ты такой у нас, неповторимый.

– Зависть в тебе кипит, Салават, зависть. Сам не смог, и других мараешь. Вот Лена моя, очень перспективная. Она еще вырастет, научится.

– Да кому мне завидовать, Михалыч? – откровенно рассмеялся Гупвар. – Назови!

– Ты зачем сюда пришел, Салават? – повысил голос Старик. – Говори, зачем пришел, и убирайся вон!

– Да, я пришел, – кивнул Салават. – Я предлагаю тебе сказать людям одну вещь: признай, что ты излечивал больных с помощью прибора ППАС…

Минуты две Дмитрий Михайлович просто молчал. Потом лицо его налилось краской, и он оглушительно заорал:

– Во-он отсюда!

– Хватит орать! – завопил в ответ Гупвар. – Ты подумай башкой, что после тебя людям останется?! Ученики эти сраные?! Да им только деньги хочется грести! Два процента излечения! Да от домашнего аквариума пользы больше [38], а стоит он дешевле!