Александр Прозоров - Совесть вне памяти

– Забота о трудящихся. Менеджмент, по-новому.

– А почему все время я? – Борисов откусил большой кусок хлеба и принялся быстро черпать ложкой огненно-красный, чуть теплый борщ.

– Ты работаешь в замкнутом пространстве, дышишь одной химией. Группа риска, так сказать. А маляры ныне на вес золота. Беречь надо, заботиться, холить и лелеять. Так как настроение?

Борисов, сидя с набитым ртом, показал большой палец.

– Куришь много? А извини… Ты же не куришь. Правильно, и так легким тяжело приходится. А выпить не тянет? Что означает твое пожатие плечами, Александр?

– Бывает грех иногда.

– Часто?

– Сергей Сергеевич, сотый раз спрашиваете! Раза два в месяц, по праздникам.

– Получка и аванс? Понятно. А резких перепадов настроения, дурных снов не бывает?

– В принципе нет, – Саша перешел к овощному пюре с котлетой.

– Что значит «В принципе»?

– Вчерась кошмар приснился. Поднялся в поту и с воплями. Почище голливудского боевика будет.

– А что снилось?

– Это не по вашей части. Воевал я где-то. Под утро убили.

– Как? – удивился психолог.

– Как-как. Во сне, естественно. А с работой проблем нет. Между шпангоутами хорошо, уютно. Начальства никакого, никто с глупыми вопросами не пристает. – Он одним большим глотком опустошил стакан с компотом и поднялся из-за стола.

– Ты ничего не понимаешь в психологии, Александр, – остановил его Сергей Сергеевич, – твой сон может как раз оказаться стрессовой компенсацией. Вот тебе моя визитка, если сны будут повторяться, обязательно звони. И не бойся, психушкой тут не пахнет. Скорее даже путевку в дом отдыха можешь получить. Пока их еще не все продали.

– Если дом отдыха, – усмехнулся Борисов, – тогда обязательно приснится. Путевка на двоих?

– А ты сны вдвоем видишь?

– Это как удача повернется, – он сунул визитку в карман спецовки, помахал психологу рукой и отправился на стапель.

Дома, сидя на диване перед телевизором, Надежда Федоровна неторопливо вязала шерстяные носки.

– Привет мам, тебе эта «Санта-Мария» еще не надоела?

– Это «Элен и ребята».

– А что, есть разница?

– Тебе не понять. Есть хочешь?

– Риторический вопрос.

– Там плов еще остался.

– Здорово. Кстати, мам. Я слышал, ты квартирантку пустила?

– Нет.

– А-а, – настроение у Борисова, как сказал бы Сергей Сергеевич, «резко перепало», он махнул на телевизор рукой и оправился на кухню. Греть плов поленился, просто вывалил на тарелку пару ложек розового рассыпчатого риса из латки, достал из холодильника помидор.

– Сынок, ты не будешь против, если у нас немного поживет одна моя знакомая? – заглянула на кухню Надежда Федоровна.

– Наверное нет, – осторожно ответил Саша. – А где она сейчас?

– У нее рабочий день до девяти вечера. Разве ты не знаешь?

– С десяти утра до девяти вечера?

– Она в две смены работает.

– С ума сошла. Сквозь нее газеты читать можно, а она еще и работает как портовый грузчик!

– Хорошая девушка. Трудолюбивая, симпатичная. Вот только запуганная какая-то.

– Это что, реклама?

– Еще чего. Тебя все равно только телки-метелки интересуют. А она и без тебя не пропадет.

– «Телки-метелки»… – это явно был очередной камешек в огород Наташки. – Мама, сериалы на тебя вредно действуют. Развращают, можно сказать.

– Мал ты пока, родную мать учить, – погрозила пальцем Наталья Федоровна. – Мой жизненный опыт подсказывает, что одна такая Тамара целого гарема твоих просмоленных девиц стоит.

– Вот и женись на ней, раз она тебе так нравится, – съехидничал в ответ на явный намек Борисов.

– Опять поучать начинаешь?

Он тихо кемарил, опершись на автомат, и слова доносились как бы сквозь дымовую завесу.

– Да, можно отсюда уйти. Поставить каменный глухой забор и оставить их тухнуть в собственном соку. Можно. Но не забывайте про сотни тысяч наших соотечественников, которые живут на этой земле, которые построили здесь заводы и дома, которые жали здесь хлеб и растили детей, и которые оказались на положении рабов. К ним теперь относятся хуже чем к животным. И у них надежда только на вас. Мы не воюем с народом, мы уничтожаем бандитов, выродков, не имеющих национальности…

В следующий раз он увидел капитана только мертвым. Перебитые ноги, связанные за спиной руки, выпученные глаза, забитый черным влажным дерном рот. Лейтенант стоял рядом на коленях и бесконечно повторял: