Юстейн Гордер - Дочь циркача

Я посмотрел на Луиджи.

— Так что там в этой статье в «Коррьере делла сера»? — спросил я.

Он откинулся на спинку стула, вынул из кармана пиджака пачку сигарилл. Это означало, что разговор займет много времени.

— Ты слышал о Пауке? — спросил он.

— Конечно, — ответил я. — Все я слышал.

— Хорошо. — Он кивнул и сделал глоток пива. Луиджи был немногословен, являя собой само благоразумие.

— «Коррьере делла сера» написала что-то о Пауке?

Он снова кивнул.

Думаю, он не заметил, что я вздрогнул. Я пытался взять себя в руки.

— Значит, это впервые попало в печать. А что они пишут?

— Я хорошо знаю автора этой статьи, — сказал Луиджи. — Он пишет и для «Эспрессо». А теперь работает над большой сенсационной статьей.

Я был раздражен. Взмахнув рукой, я сказал:

— Я спросил у тебя, о чем та статья?

Только Луиджи мог улыбнуться в такую минуту.

— Стефано считает, что Паук — норвежец, — сказал он.

— Он называет имя?

Луиджи отрицательно покачал головой. Я перешел на шепот. У меня появилось чувство, что нас слушают тысячи настороженных ушей.

— Может быть, он норвежец, а может, и нет, — прошептал я, и Луиджи отметил, что я говорю шепотом. — Паук всюду, он всюду и нигде. Не думаю, что могу быть чем-нибудь тебе полезен, Луиджи.

— А это часом не ты, Петтер? — спросил он. Я рассмеялся:

— Спасибо за доверие, Могу только повторить, что не в моих силах тебе помочь. Передай мой привет и эти слова своему товарищу.

Он широко раскрыл глаза.

— Ты все переворачиваешь с ног на голову, — возразил он. — Скорее всего, помощь требуется тебе. Это тебе привет от Стефано вместе с его словами. Если Паук — ты, я бы посоветовал тебе как можно скорее смыться отсюда.

Я опять засмеялся. У меня не было причин вешать голову. Это все болтовня. Поболтали и разошлись.

Оглядевшись по сторонам, я прошептал:

— Но почему? В чем, собственно, обвиняют этого Паука?

Он закурил сигариллу и приступил к долгим объяснениям. Все это было не похоже на Луиджи.

— Предположим, что есть такая фабрика фантазии, — начал он. — Работает там всего один человек, и предположим, что это мужчина. Он втайне и без передышки прядет изящные наброски для романов и всякого рода пьес. Предположим, у него нет никаких амбиций и он не хочет сам писать свои книги, это непонятно и загадочно, но вполне возможно. Может, ему просто неприятно подписать своим именем хоть одно стихотворение, хоть одну новеллу, а может, им просто движет редкое желание жить инкогнито, но не сочинять сюжетов и фабул он просто не может, остановить этот мотор не в его силах. Предположим, что за долгие годы он опутал своей паутиной весь книжный мир, и у себя дома, и за рубежом. Он знаком не с одной сотней писателей, и многие из них время от времени переживают то, что мы называем творческим кризисом. Предположим, кое-кто из них готов приспустить свой флаг, предположим, что эта фабрика фантазии начинает продавать литературные полуфабрикаты впавшим в депрессию писателям. Ты следишь за моей мыслью?

Он впился в меня глазами. Пока он говорил, я подозвал официанта и заказал бутылку белого вина. Меня взбесило, что Луиджи считает, будто он осведомлен лучше, чем я.

— Конечно слежу, — ответил я. — Думаю, что ты прав, нечто подобное происходит, я тоже так думаю.

— Правда?

Я продолжал:

— Но что с того? Я согласен, ты описал курьезный феномен, но неужели тебе не приходило в голову, что писатели с радостью принимали ту помощь, которую могли получить от этой фабрики фантазии? Разве это нанесло урон читающей публике? Когда холодно, сыро и трудно разжечь большой костер, человек бывает благодарен судьбе, если у него нашлась канистра с керосином.

Он засмеялся:

— Еще бы! Но, по-моему, ты недостаточно хорошо знаешь эту страну.

Его комментарий показался мне глупым. Все-таки я был европейцем.

— Ты можешь вспомнить какие-нибудь названия? — спросил я.

Он назвал пять романов, вышедших в Италии за последние несколько лет. Пятый из них, который назывался «Шелк», был настоящей жемчужиной итальянской фантазии, однако ко мне он не имел ни малейшего отношения.

— Браво, — сказал я, сам не зная почему, но это было глупо.

— Все говорит о том, — продолжал он, — что сия фабрика фантазии работает уже много лет, и, представь себе, что писатели начали нервничать. Они попали в зависимость от стимуляторов, поставляемых извне, и теперь боятся допинг-контроля. В любое время может всплыть, что они мухлевали в своем деле. Они больше не доверяют Пауку, ведь он при желании может лишить их славы, которую им принесли эти книги. Предположим, в один прекрасный день они от страха все откроют.