Ярослав Астахов - Чудовище (сборник)

Семен еще не смел верить. Еще осматривался судорожно и с нестойкой робкой улыбкой. Но то был неоспоримый факт: Чистяков стоял посреди любимой комнаты своей собственной квартиры.

Пушистый Барсик оторопел, было, от внезапной материализации хозяина.

Но тем не менее проделал насущное: незамедлительно спрыгнул с письменного стола, резвиться на котором ему хозяином строго-настрого воспрещалось, и попытался тихо и покаянно проскользнуть мимо прочь на полусогнутых лапках.

Но Чистяков поймал Барсика. И поднял осторожно двумя руками на уровень своих глаз, в которых блестели слезы. И принялся целовать мордочку, ошалело отвертывающуюся, потому что такого обращения кот никогда не знал.

И Барсик начал неуверенно выбиваться, и Чистяков его уронил и забыл о нем. – Я сделал невероятное , – беззвучно произнес он вздрагивающими губами. – Я вытянул счастливый билетик в безвыигрышной дьявольской лотерее! Вернулся в свой родной мир. И – что самое главное – не в подвал, куда уже я теперь, умереть мне на этом месте, не сделаю никогда ни шагу! А здесь Подвальник не достанет меня! Здесь вот, у себя дома, я нахожусь в пространстве, которого для Подвальника просто нет…

– А ты! – в победном торжестве ощерился Чистяков. – Как ты кусаешь сейчас, наверное, грязные свои покрытые гипсом локти! Решил со мной позабавиться? Ты думал поиграть со мною, как кошка с мышью? Ну вот и проиграл, … …! Знай же наших!.. Придется тебе поискать игрушку более глупую или менее решительную. А я усядусь сейчас в мое любимое старое удобное кресло – со стопочкою «Греми»!

И Чистяков повернулся, улыбаясь умиротворенно-блаженно. И…

Волосы у него на голове стали дыбом. И мертворожденный крик застрял в горле.

В любимом старом удобном кресле… сидел Подвальник.

– Ты… ты не можешь быть здесь!!! – отчаянно прохрипел Чистяков. – Твой мир – это лишь подвал!

– А ЗДЕСЬ И ЕСТЬ «ЛИШЬ ПОДВАЛ», – предупредительно-насмешливо отвечал Подвальник. И крошки гипсоподобной субстанции осыпались с его лицевых мышц на скрещенные бедра с обнажившимися кой-где костями, напоминающими ржавую арматуру, и с них – на яркий ковер. – ВЕДЬ ВЫ ИЗВОЛИТЕ БЕЗВЫЛАЗНО ПРЕБЫВАТЬ В ПОДВАЛЕ, ГОСПОДИН ЧИСТЯКОВ! ИЛИ ЖЕ, ЕСЛИ ГОВОРИТЬ ИНЫМИ СЛОВАМИ, ВЫ ОБРЕТАЕТЕСЬ НА ВЕСЬМА НИЗКОМ УРОВНЕ ОСОЗНАНИЯ БЫТИЯ. ВЫ МОЖЕТИ ПЕРЕСЕЛИТЬСЯ ХОТЬ В НЕБОСКРЕБ, НА САМЫЙ ВЕРХНИЙ ЭТАЖ, И ВСЕ РАВНО ВАМ И ТАМ ОТ МЕНЯ НЕ СПРЯТАТЬСЯ. ПОТОМУ ЧТО ВАМ НЕ УЙТИ ОТ СОБСТВЕННЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ЖИЗНИ – НЕ ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ПОДВАЛА ВЗГЛЯДОВ, ЛИШЕННЫХ ВЕРТИКАЛЬНОГО ИЗМЕРЕНИЯ. ВЫ ПОЛНОСТЬЮ В МОЕЙ ВЛАСТИ. ВЕДЬ Я – ЭТО ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ВАШЕГО КРУГОЗОРА. ПОЭТОМУ Я ВСЕГДА БУДУ ДЕЛАТЬ С ВАМИ, ЧТО ЗАХОЧУ. КАК, ВПРОЧЕМ, ДЕЛАЛ И ПОСТОЯННО РАНЬШЕ, А ВЫ И НЕ ЗАМЕЧАЛИ ЭТОГО!

И страх вдруг отпустил Чистякова. Подобно как мелкий хищник вдруг разжимает когти, оставляя добычу, заметив приближение хищника более крупного, на нее позарившегося. Страх отошел потому, что на сердце Чистякова Семена наложило теперь свою костяную лапу – отчаяние.

И сделалось его сердце тогда как будто абсолютно пустым. И только разум его все еще по инерции кружил, словно водоворот пустоты, какие-то случайные обломки, осколки мыслей.

Уровни бытия…

Оказывается оно имеет уровни, бытие…

Подвал не равен себе. Подвал – уровень…

И некуда убежать, и всюду я в его власти…

Но так ли это? Да, так, ведь вот же он сидит здесь, прямо передо мной, следовательно – так. Мой господин… а я раб, его забава, его игрушка…

Но, ЕСЛИ это все действительно так…

Тогда внезапно мысль-молния – негаснущая и ослепительная – вдруг осветила всю пустоту Семена от востока ее до запада. И мысль эта была: …то – СВЯТАЯ ВОДА… ПОМОЖЕТ.

А прежде ни в какую святую воду Семен не верил.

Ведь бытие представлялось ему совершенно плоским, не имеющим уровней. Вода это всегда лишь вода, считал он, какой бы эпитет ни добавляли к названию этой жидкости религиозно настроенные субъекты. Семен являл собой тип законченного реалиста, прагматика. Но вот законченным дураком он не был. И если только что ему на собственной шкуре пришлось почувствовать, что может быть подвал это не всегда лишь подвал…

Святая вода была в доме. Всегда. Потому что Чистякову повезло в жизни: он повстречал человека, который мог позаботиться, чтобы не оставался без воды его кров. И эта женщина стала его женой и матерью его сына. И регулярно приносила воду домой из храма. И только тихая улыбка появлялась на ее лице в ответ на иронические упражнения мужа по поводу «бабьего суеверия».