Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

…все в белых и синих тонах…

Она тронула за руку солдата, который спал на животе и сопел.

– Одевайся, борт приходит, через полчаса отправляем тебя в Ленинград, – сказала медсестра тихо, но настойчиво.

…как сказала бы мама, если бы хотела быть строгой…

Худенький паренек понял, закивал головой, сел на кровати. Одна нога была ампутирована по колено.

Медсестра помогла надеть майку.

– Извини, на складе была форма только пятидесятого размера, – она подвернула штанину на отрезанной ноге, заколола английской булавкой. Солдат с соседней койки встал, похлопал по плечу отъезжающего приятеля, вынул из тумбочки лист бумаги, стал записывать адрес.

Шарагин по-прежнему стоял посреди комнаты, в проходе между кроватями.

– Вы кого-то ищите? – спросила медсестра, разносившая сок.

– Я?

…кого-то я ищу… медсестру, как же ее звали? Галя… нет, кого-то

еще…

– Вам плохо?

– Мне?

– Вы из какого отделения?

– Не помню…

– А фамилия ваша как?

– Шарагин, старший лейтенант Шарагин…

– Пойдемте со мной.

В коридоре, около перевязочной, он остановился:

– Понимаете, я ищу друга. Нет, не так. Не совсем он друг – знакомый. Мы лежали вместе в реанимации.

– Как фамилия?

– Шарагин…

– Нет же, приятеля вашего.

– Не знаю, не помню. У него верхняя часть лица забинтована была, но губы я помню, и подбородок… усы, усы у него были…

– Как же вы хотите его без фамилии найти?.. Ну хорошо, звание, имя, ранение какое?

– Стойте, Иван, точно, Иваном его звали. Звание? Не помню. У него, понимаете, две ноги ампутированы были, и еще – слепым он был.

– Вот что, подождите меня здесь в коридоре, никуда не отходите, я скоро вернусь. Постараюсь что-нибудь узнать.

– Постарайся, сестричка.

– Вы сами-то как себя чувствуете?

– У меня все в порядке. Мне бы, вот, Ивана найти…

Два санитара тащили на носилках парнишку. В ногах лежал «дипломат», и стояли новые, не разношенные, прямо со склада, солдатские ботинки. Глаза у солдатика были закрыты, и подумал Шарагин, что он мертв.

…нет же, если б это был труп, его б накрыли с головой и несли

вперед ногами… должно быть спит… а я бы выдержал, если бы

вернулся калекой, если бы комиссовали меня из Вооруженных сил?..

– Узнала, капитан Уральцев, Иван Николаевич. Вы его искали?

…точно!..

– Наверное. Да, конечно же – капитан Уральцев. Где он? В Союз отправили? Он говорил, что его в Союз должны отправить.

– Он ваш близкий друг?

– Да нет вроде, сестричка, говорю же, лежали мы вместе в реанимации, а затем потерял его, меня перевели. Так где же он теперь?

– Умер капитан…

–?..

– Умер, больше недели назад… Вы куда? Постойте!..

– Подонки! Где врачи?! – рычал на санитаров покрытый пылью после езды на броне офицер в панаме. – Офицер умирает, а вы, как мухи сонные ползаете!

– Он мертв, – сказал санитар.

– Молчать! Несите его в госпиталь! Врача сюда!

– Убери автомат! Нечего здесь воевать! – осадил его с крыльца приемного отделения врач.

…Рубен Григорьевич…

– Сделайте что-нибудь! – взмолился офицер.

Врач взял лежащего на носилках за запястье. Отпустил. Кисть руки осталась беспомощно, безжизненно свисать. Затем он дотронулся до лица, будто хотел погладить его, а на самом деле закрыл устремленные в кроны деревьев застывшие глаза.

– Он давно мертв.

Офицер опустился на колени, осторожно приподнял руку погибшего товарища и положил обратно на носилки.

…еще одного снимут с довольствия… и меня могли бы не довести до

госпиталя… лежал бы на спине, утонув в глубоком небе, и взял бы

меня точно также за руку врач… или ангел… и повел бы за собой…

В халате, накинутом на белую майку, с седыми, чуть вьющимися волосами, карими, полными многовековой армянской печалью глазами, напоминал Рубен Григорьевич персонажа из библейских сказок.

– Шарагин!

– Добрый день, Рубен Григорьевич.

…не до тебя мне сейчас… не хочу тебя слушать…

– Будете курить?

– Спасибо, у меня свои.

…«Ахтамар», откуда он их берет?..

– Я, Шарагин, мечтал играть на фортепиано. Пальцы подвели. Пианисту нужны длинные тонкие пальцы. А у меня совершенно немузыкальные, смотри, – он вытянул вперед руки, – короткие, пухлые.

Шарагин и слушал, и не слушал. Волновала его другая проблема:

…что же все-таки произошло той ночью после разговора с капитаном

Уральцевым?.. «вот и ладушки, значит сможешь»… я ничего не