Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

Тебе? Ты что же, наказать нас хотел? Ты иногда помогаешь этим

набожным старушкам, этим юродивым, которые не отходят от алтаря,

которые днюют и ночуют здесь, а посланных на войну проклял с первых

дней?! Ты отвернулся от нас, потому что мы ехали в Афганистан, но ты

отвернулся и от нашей страны! Ты не любишь Россию! почему? почему,

за что Ты наказываешь всех нас?!

…ага, вот же он, как же я его раньше не заметил… знаешь, Николай, а

тебе идет ряса, и форма военная шла, и церковная одежда к лицу…

– Извините, прошу прощения, позвольте пройти, – протиснулся между людьми, положил руку на плечо Епимахову. – Здравствуй, Николай…

– Ты, видать, ошибся, сын мой. Не Николай я, отец Владимир.

– …простите, батюшка.

…и в самом деле, он же седой…

– Ничего, сын мой, с кем не бывает?..

…и все же встречаются редко меж нами, русскими, праведники…

редко, но встречаются… Епимахов, возможно, и ты стал бы

праведником… но ты ведь тоже убивал!!! ты такой же, как все мы!..

…Лена?..

Лена стояла перед иконой на коленях, читала молитву. Его Лена, никогда не ходившая в церковь, и никогда не знавшая молитв, здесь?!

…пришла молиться за меня? чтобы прекратились боли?..

– Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое. Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земле. Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

…свечку поставила… за упокой моей души?..

и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим;

…зачем? не умер я, не сдался! жив я, рядом, милая!..

и не введи в искушение, но избавь от лукавого…

Лена трижды наложила на себя крест.

…избавь и меня, Господи, от лукавого…

По тому, как молилась она, ощущалось, что душа ее заполнилась тревогой, таинственные предзнаменования не давали покоя, в сердце этого удивительно доброго, милого, родного человечка

…нетребовательной, некапризной, неизбалованной, и теперь такой

несчастной, из-за меня вынужденной страдать…

гуляли отголоски чужой боли, страха, надрыва, и, казалось, она все поняла раньше его, поняла, что боль – не испытание, что боль – предвестник смерти.

…нет, это не Лена… показалось…

Понял Шарагин, что чужой он ЗДЕСЬ, даже ЗДЕСЬ никому он не нужен! Не знакомы ему обычаи, молитвы, заведенные порядки.

…что такое церковь? это посредник всего лишь между человеком и

Богом… так зачем мне посредник?.. и зачем, если на то пошло, я

освободился, наконец-то, от идеологических кандалов – чтобы тут же

опутать себя новыми, церковными?!.

Заворчала горбатая богомолка в черном платье, и в черном же платке:

– Ходят тут всякие!

Креститься Шарагин никогда не крестился, да и неловко было б сейчас это делать. Не приучили с детства,

…так и нечего теперь обезьянничать…

…а кто вернется с войны инвалидом, без рук, как им креститься?.. а у

меня и руки целы – а не умею…

…фальшиво выйдет…

И откуда было ему знать, от какого к какому плечу следует креститься. Подметил по другим: справа-налево.

…прав был майор в госпитале… русские всегда грешили

богоискательством своим… и я, вместо того, чтобы поверить и

покаяться, полон сомнений… а майор-то так и не сказал мне, верит он

или нет… а кто он был такой на самом деле? он мне боль снимал… он

умел это делать… но от слов и рассуждений его было больше боли…

другой боли… где-то в сердце… в душе…

Шарагин оплавил конец свечки, поставил ее Николаю Угоднику, разобрал, кто есть кто, вторую зажег перед иконой Богоматери, и, после паузы, поставил рядышком и третью.

…за отлетевшие души… если он есть – тот свет… чтоб там легче

жилось-служилось…

О чем в подобную минуту полагается думать в церкви и какие молитвы читать, он не знал, и потому просто разглядывал искусно выписанные лики. Лампады и свечи отбрасывали неяркий, бледноватый свет на иконы. Вспоминать погибших – больно уж неискренне, наигранно, надуманно!

…поминать погибших надо, когда поднимаешь третий тост…

Пора было уходить. Он сдержал слово, непонятно кому и зачем данное, он отметился в храме.

…тогда что меня удерживает ЗДЕСЬ? зачем стою и не ухожу?.. я

знаю, что Тебя нет на самом деле, но где-то внутри хочу, чтобы Ты

был, чтобы я мог открыться Тебе, покаяться… чтобы Ты разъяснил мне мои