Олег Метелин - Сунг

Речь майора Бурнашова становилась все бессвязнее. Прошептав еще несколько ничего незначащих слов, он умолк.

Светло-серый дым от разрывов, медленно паря в воздухе, полосами уходил в сторону долины. Скоро его не отличишь от облаков и даже задашься вопросом: а было ли здесь тяжкое, кровавое и драматичное, за считанные минуты унесшее жизни двух пограничников и десяти афганских моджахедов?

Я поднял голову и огляделся: там, откуда вела по нам огонь группа «духов», было все перепахано. Среди мешанины земли и снега вызывающе ярко бросалась в глаза плоть разорванных тел.

Ветер, запутавшийся в сухом саксауле, не свистел даже, а визжал как-то особенно противно.

Руслан Давлятов невольно поежился. Этот звук напомнил ему стоматологический кабинет с бор – машиной. А «зубодерку» Руслан ненавидел с детства. В уральском детдоме, где он рос, стояло трофейное немецкое оборудование образца 30-х годов. И гуманнее было отправить ребенка палачу, чем усадить в такое стоматологическое кресло.

Руслан перекатился на метр влево, где рос источник детдомовских воспоминаний, вытащил стреляющий нож разведчика и под корень срубил чертов куст. Визг прекратился. Давлятов огляделся и воткнул срезанный саксаул поодаль от того места, где он рос. После чего вернулся на свою позицию под неодобрительным взглядом своего бессменного зама и друга Борьки, занимавшего позицию рядом.

«Конечно, – подумал он, – лишняя растительность на позициях группы никогда не бывает лишней – маскирует. Но воспоминания детства, пусть даже не особенно радостного, детдомовского – святое, и игнорировать их тоже не стоит».

Давлятов сделал вид, что не заметил неодобрения старшего лейтенанта армии бывшего Советского Союза Бориса Гуршко. Пусть Борька придержит свои замечания при себе: вокруг растет еще немало саксаулов. И вряд ли те, кого ждет в засаде разведывательно-диверсионная группа майора Давлятова, считали с дороги эти кусты. Одним больше – одним меньше…

«Усталость – подумал командир, – удобнее устраиваясь на подстилке, брошенной на подмороженную утренниками землю, – Все устали. Полгода ползаем в этих горах с редкими днями отдыха в заброшенных кишлаках. Меня хотя бы время от времени в Душанбе вызывали, и я видел городскую цивилизацию. Ребята же вообще безвылазно воюют. Когда выйдем, пробью две недели отпуска всех. И махну домой, в Ташкент. К жене…»

Руслан мысленно представил лицо Гульнары, Гули, и улыбнулся в темноте.

«Эдька совсем уже большой, четыре года… Когда я его в последний раз видел? Уже восемь месяцев прошло! Аллах Акбар! Для ребенка это целая вечность. Вернусь, а он меня не узнает…»

Через пару часов истекали сутки, как группа спецназа, не числящаяся ни в одной из армий мира, сидела в засаде на проселочной дороге в приграничной провинции Северного Афганистана.

Знал ли капитан спецназа Руслан Давлятов, окидывая Афган прощальным взглядом весной 1989 года, что снова окажется по ту сторону речки? Вряд ли…

Его рота, обосновавшаяся на базе в небольшом узбекском местечке Чирчик, была твердо убеждена: в обозримом будущем воевать больше не придется. Однако детонирующий шнур карабахского конфликта переполз в остальные южные республики Союза.

Сначала рвануло в киргизском Оше. Затем полыхнуло в Баку, Тбилиси, Душанбе. Складывалось впечатление, что этот кровавый фейерверк загорался по команде от одной спички, по одному сценарию и на одни и те же деньги. Те самые, зеленые, с президентами в овале…

Помотавшись по «горячим точкам» разваливающегося Союза, в середине 1992 года Руслан вернулся в Узбекистан. Бездомный, как большинство служивых в родном Отечестве, он имел в Чирчике только комнату в офицерском общежитии. Там дожидалась мужа из командировок Гульнара, там же родился Эдька…

Не успел Давлятов как следует смыть с себя молдавский чернозем непризнанного, но гордого Приднестровья, как его вызвал командир части.

– Капитан, – полковник с эмблемами ВДВ государства, которого не существовало более полугода, был краток, – у тебя два выхода: писать рапорт на увольнение, поскольку СССР больше нет, или начинать службу в независимой республике Узбекистан. Я лично тебе предлагаю второе. Поскольку считаю, что эта катавасия с суверенитетами скоро кончится, в Москве разберутся, что к чему…

Полковник заметил скептическую усмешку подчиненного и осекся.