Олег Метелин - Высоко над уровнем моря

Я не потерял сознание, нет. Просто получилось, как во время сеанса в кинотеатре: передернул раздолбай – киномеханик пленку и несколько кадров проскочили мимо твоего внимания. Ведь только что лежал на животе и стрелял из пулемета, а теперь вытянулся на спине, под головой – собственная «эрдэшка», перед глазами – по-прежнему обиженная морда Костенко. Только теперь она приобрела еще оттенок встревоженности.

– Ты как?

Дурацкий вопрос. Что ему ответить? Что тело как ватное и блевотина колом в горле стоит?!

– «Духов» униз отохнали! – поведал героический «второй номер». Сейчас мне его белобрысая физиономия кажется роднее всего на свете, – Уси унизу сидят, у сугроби. А ПК наш осколком раздолбало: «духи» «эрэс» пустили. Тоби взрывной волной чуть охреначило…

Интересно, ты-то как, хохол, уцелел? Ведь рядом лежал. Везучий…

Думать мне тоже больно, а говорить и подавно. Поэтому продолжаю изображать чурбана с глазами. Ослепительный свет снега, несмотря на то, что над головой не видать ни солнца, ни неба, режет глаза.

– Спирту будешь?

– …Откуда?… – звуки с трудом пролезают через сведенное судорогой горло, но говорить надо. Надо возвращаться к жизни.

– На прошлой неделе старшине в кишлаке бакшиш помог сробить. Трех баранов. Вот он меня и отоварил.

– Давай…

После глотка спирта меня выворачивает наизнанку. Дубина, забыл, что после контузии пить нельзя?! Но странное дело, полегчало. Делаю еще глоток.

– Как ты его разбавлял: один к трем?

Лицо Костенко становится обиженнее некуда:

– Ты чо? Фифти – фифти, напополам! Еще будешь?

– Хватит…

«Второй номер» (хотя какой, к черту, «второй номер», пулемет-то накрылся!) с серьзным видом закручивает фляжку. Домовитый хлопец. Это про него анекдот сочинили: «А шо ехо пробувать? Сало як сало…»

Скрип шагов. Рядом на корточки присаживается старший лейтенант Орлов, с ним – Вовка Грач с жизнерадостной физиономией. Ему бы уроки оптимизма Костенко давать.

Мой напарник по сражению торопливо отворачивается, пряча за пазухой фляжку со спиртом – как бы не отобрали. Или попросили угостить, что для него почти одно и то же.

– Ты как? – задает тот же костенковский дурацкий вопрос взводный.

После спирта он мне кажется не таким дурацким и я отвечаю:

– Вроде, жить буду…

– Встать сможешь?… Ну, тебе круто повезло! Грач, помоги своему корешу подняться! Топайте в пещеру, отдыхайте. Вы сегодня честно поработали – атаку взвода обеспечили. Ротный к награде представлять будет.

– К какой?! – встрепенулся Костенко.

– К звезде Героя, – покосился на него Орлов.

– Шутите, товарищ старший лейтенант… – лицо полтавского хлопца приобрело еще более обиженное выражение. Хотя, вроде бы, дальше уж некуда.

Обиделся ли мой «второй номер» на подначку или только сделал вид, я не понял. Да и не собирался понимать – были проблемы и посерьезнее. Может, он и вовсе родился на свет с таким выражением.

Выражением «зачем ты, мама, меня на свет родила!» Каждому, кто хлебнул здесь дерьма, такие мысли хоть раз, но приходили в голову. Впрочем, «духов», всерьез сталкивавшихся с нашей героической и непобедимой Красной Армией, любившей орудовать как слон в посудной лавке, такие мысли тоже посещали.

…"Вернусь домой, – сказал как-то Грач, поддавшись философским, совсем не свойственным ему настроениям, – Заделаюсь этим… как их… пацифистом. Буду против войны агитировать. Потому что дерьмо это вонючее. И человек на ней тоже дерьмом становится. Светлого у нас нет, Андрюха…"

Такие мысли мне иногда приходили в голову, но с тем, что я и мои друзья превратились здесь в полное дерьмо, был категорически не согласен.

– Дерьмо, говоришь?! – даже не знаю, с чего это я так разозлился, – Ты у нас, конечно, д, Артаньян, а вокруг тебя пидоры! Ты лучше вспомни про пацана с крестом на шее из «весны –88»! Кто его «Иисусиком» называл, кто заставлял чистить сортир малой саперной лопаткой?! Ты был его самым страшным кошмаром, и если бы не заставил тогда расстрелять того «духовского» разведчика, пацан был бы до сих пор жив. Или он от невкусной гречневой каши решил к «духам» сбежать? С крестом-то на шее. И когда его, всего изрезанного, в арыке нашли, кто больше всех орал, что отомстит?!

– Да понял я тогда, понял…

… – А теперь, значит, в пацифисты решил двинуть. А как же с клятвой?

– Я же сказал – после Афгана! Может, я так хочу свою вину искупить!

– Что-то у тебя философия с двойным дном получается. Веришь в одно, а делаешь – воюешь – другое. За мир хочешь выступать во всем мире – отлично. Пацифистом мечтаешь стать – просто замечательно. Так что ж ты не пойдешь сейчас к командиру полка и не скажешь: мол, не хочу больше мараться, задолбало! Боишься особого отдела?