Кит Стюарт: Мальчик, сделанный из кубиков

Я смотрю, как Сэм бежит к нагромождению поваленных древесных стволов, на котором любит играть, и абсолютно точно знаю, как все будет развиваться. Он заберется на строго определенное дерево, пройдет по его стволу, потом, дойдя до конца, оглянется убедиться, что я смотрю. Немного подумает, не перепрыгнуть ли на соседнее бревно, но решит слезть и забраться на него с земли. Если на бревнах будет играть еще кто-то из детей, он спихнет его или ее с дороги – не потому, что он задира, а потому, что это механизм из поваленных стволов и он должен работать строго определенным образом. Присутствие другого ребенка – сбой в системе; спихнуть его на землю – все равно что запустить антивирусную программу: «Обнаружен ребенок. Запущена программа спихивания. Ребенок устранен. Внимание: ребенок бежит жаловаться родителям».

Я мог бы сейчас лазать по влажным бревнам вместе с ним, но не лазаю. Я никогда этого не делаю. Могу покачать его на качелях, могу подкинуть ему мячик, но участвовать в детских играх – увольте. Я не из таких папаш. Ну, вы их себе представляете – папаш в «конверсах» и футболках с Бэтменом, из кожи вон лезущих, чтобы продемонстрировать, какие они все из себя прикольные, способные на мальчишество и вообще лучшие друзья со своим ребенком. Они дурачатся, изливая на окружающих неумеренный задор, точно играют главную роль в живом представлении фильма «Большой» с Томом Хэнксом. На меня, который стоит поодаль и сканирует окрестности на предмет возможных опасностей, они косятся с подозрением. У меня с играми проблемы. Для меня это трудно. Настроиться на нужный лад. Расслабиться.

Смотрю, как Сэм карабкается по мокрым стволам, и уношусь мыслями в свое детство, в парк неподалеку от нашего дома, где мы с Джорджем подбивали друг друга забраться на самый верх детской лазалки. Джордж был на два года меня старше и смелее, не такой осторожный, как я. «Забирайся выше. Давай, Алекс». Вдруг понимаю, что уже начал забывать его голос. Внезапно меня охватывает острое желание схватить Сэма и не отпускать, унести его домой, к Джоди. «Береги его, Джоди, береги его», – хочется сказать мне.

И тут я вижу это: здоровую собачищу, то ли лабрадора, то ли кого-то в этом роде, которая несется к нам из-за кустов. Она пока что от нас метрах в пятидесяти, но явно заметила в траве наш мяч. И желает играть. Черт. Выдвигаюсь в сторону Сэма, поначалу медленно, потом быстрее. Лучше перебдеть.

– Сэм, ты только не волнуйся, к нам бежит собачка, не хочешь отдать мне мячик?

Сэм оборачивается на мой голос, едва не поскользнувшись, и ахает от ужаса. Собака уже практически рядом с нами; она мчится со всех ног, заливаясь лаем. Сэм оборачивается с выражением ужаса на лице, потом спрыгивает с бревна и бросается ко мне. Ничего хуже и придумать было нельзя. Пес не может решить, то ли нестись за мячом, то ли догонять убегающего мальчика. Он яростно молотит хвостом. И решает, что за мальчиком гоняться интереснее.

– Сэм, Сэм, он просто хочет с тобой поиграть.

Бросаюсь к Сэму и, подхватив его на руки, становлюсь вполоборота от собаки, прикрывая его своим телом. Он трясется от ужаса и всхлипывает, повторяя:

– Нет, нет, нет!

– Все хорошо, – твержу я.

Собака подлетает к нам и с лаем принимается скакать на месте. Отпихиваю ее, крутя головой в поисках хозяина. Из-за кустов показывается средних лет женщина с поводком и мячиком в руках. Она улыбается. Это фирменная улыбка собачника. Она, кажется, говорит: «Я люблю собак, собак любят все, кто в состоянии в чем-то отказать моему песику?»

– Он просто хочет поиграть! – сообщает она. – Он любит детей.

– Вы не могли бы отозвать его? – прошу я так вежливо, как только способен, но с ноткой сдерживаемой ярости.

Ее тон изменяется.

– Он дружелюбный пес, он не кусается.

Сэм извивается у меня на руках, скуля и всхлипывая, пытается вырваться. Женщина громко прищелкивает языком, хватает пса за ошейник и тянет назад.

– Пойдем, Тимми, поиграем в другом месте.

Я смотрю, как она удаляется – совершенно явно даже не думая о том ужасе, который навела ее паршивая шавка, и что дело может быть куда серьезнее, чем просто мальчик, который не любит собак.

– Эй! – рявкаю я ей вслед. – Ваша сраная псина должна быть на поводке! Или правила не для вас написаны?

Она оглядывается, явно озадаченная моим взрывом.

– Ну хватит, – негромко говорю я Сэму, отводя со лба волосы. Он негромко всхлипывает, обхватив себя руками с такой силой, что побелели костяшки. – Хватит, сын, пойдем в кафе.