Эн­ни Прул - Корабельные новости

В уни­вер­си­те­те он хо­дил на кур­сы лек­ций, ко­то­рых не по­ни­мал, пе­ре­дви­гал­ся, сгор­бив­шись и ни с кем не раз­го­ва­ри­вая, и на вы­ход­ные воз­вра­щал­ся до­мой за но­вой пор­ци­ей уни­же­ний. В кон­це кон­цов он бро­сил уче­бу и стал ис­кать ра­бо­ту, при­кры­вая под­бо­ро­док ру­кой.

В жиз­ни оди­но­ко­го Ку­ой­ла все бы­ло не­яс­но. Его мыс­ли бы­ли по­хо­жи на при­род­ное яв­ле­ние, ко­то­рое древ­ние мо­ря­ки, дрей­фую­щие по арк­ти­че­ским су­мер­кам, на­зы­ва­ли «мор­ским лег­ким» — ле­дя­ной крош­кой, пла­ваю­щей в ту­ма­не, где воз­дух сли­вал­ся со льдом, где жид­кость ста­но­ви­лась твер­дой, а твер­дые те­ла рас­тво­ря­лись, где не­бе­са за­мер­за­ли и свет сме­ши­вал­ся с те­нью.

Он на­чал за­ни­мать­ся жур­на­ли­сти­кой от без­де­лья, си­дя за жир­ным saucission и кус­ком хле­ба. Хлеб был хо­рош: без дрож­жей, под­няв­ший­ся на соб­ст­вен­ной за­ква­ске и вы­пе­чен­ный на от­кры­том воз­ду­хе, в пе­чи Парт­рид­жа. Весь двор Парт­рид­жа про­пах жже­ной му­кой, стри­же­ной тра­вой и хле­бом.

Там бы­ли sau­cis­sion, хлеб, ви­но и бе­се­ды с Парт­рид­жем. Ра­ди это­го он упус­тил шанс уст­ро­ить­ся на ра­бо­ту, ко­то­рая мог­ла по­зво­лить ему при­пасть к уп­ру­гой гру­ди бю­ро­кра­тии. Его отец, карь­ер­ным пи­ком ко­то­ро­го ста­ло ме­сто управ­ляю­ще­го то­вар­ным по­то­ком в се­ти су­пер­мар­ке­тов, лю­бил чи­тать про­по­ведь, ил­лю­ст­ри­руя ее при­ме­ром соб­ст­вен­ной жиз­ни: «Ко­гда я сю­да прие­хал, мне при­хо­ди­лось тас­кать пол­ные те­леж­ки с пес­ком из ка­ме­но­лом­ни!» И так да­лее. Отец по­кло­нял­ся та­ин­ст­ву биз­не­са: муж­чи­нам, под­пи­сы­ваю­щим бу­ма­ги, при­кры­вая их ле­вой ру­кой, де­ло­вым встре­чам за то­ни­ро­ван­ны­ми стек­ла­ми и кей­сам с ко­до­вы­ми зам­ка­ми.

А Пат­рик, раз­брыз­ги­вая мас­ло, ска­зал: «Да по­шло оно все!» На­ре­зал лом­тя­ми пур­пур­ный по­ми­дор. И сме­нил те­му раз­го­во­ра, на­чав опи­сы­вать мес­та, в ко­то­рых по­бы­вал: Стра­бэйн, Юж­ный Эм­бой, Кларк Форк. В Кларк Фор­ке он иг­рал в биль­ярд с че­ло­ве­ком с ис­крив­лен­ной но­со­вой пе­ре­го­род­кой. В ва­реж­ках из шку­ры кен­гу­ру. Ку­ойл си­дел в крес­ле и слу­шал, при­кры­вая под­бо­ро­док ру­кой. На его кос­тю­ме для со­бе­се­до­ва­ния бы­ло олив­ко­вое мас­ло, а на гал­сту­ке с узо­ром «ада­мант» — се­меч­ко от по­ми­до­ра.

Ку­ойл и Парт­ридж по­зна­ко­ми­лись в пра­чеч­ной в Мо­кин­бер­де, в Нью-Йор­ке. Ку­ойл сгор­бил­ся над га­зе­той и об­во­дил в ней объ­яв­ле­ния с пред­ло­же­ния­ми о ра­бо­те, по­ка его «бо­га­тыр­ские» ру­баш­ки вра­ща­лись в ба­ра­ба­не ма­ши­ны. Парт­ридж за­ме­тил, что ры­нок тру­да был ску­ден. Ку­ойл с ним со­гла­сил­ся. Парт­ридж вы­ска­зал свое мне­ние о за­су­хе. Ку­ойл кив­нул. Парт­ридж пе­ре­вел раз­го­вор на за­кры­тие фаб­ри­ки по про­из­вод­ст­ву ква­ше­ной ка­пус­ты. Ку­ойл вы­та­щил ру­баш­ки из су­шил­ки. Они вы­па­ли на пол вме­сте с до­ж­дем из го­ря­чих мо­нет и ша­ри­ко­вых ру­чек. На ру­баш­ках ос­та­лись длин­ные чер­ниль­ные пят­на.

— Ис­пор­ти­лись, — ска­зал Ку­ойл.

— Ерун­да, — ска­зал Парт­ридж. — На­три пят­на го­ря­чей со­лью и таль­ком. По­том сно­ва вы­сти­рай ру­баш­ки со ста­ка­ном от­бе­ли­ва­те­ля.

Ку­ойл ска­зал, что по­про­бу­ет. У не­го дро­жал го­лос. Парт­ридж по­ра­зил­ся, уви­дев, как бес­цвет­ные гла­за здо­ро­вя­ка уве­ли­чи­лись из-за на­пол­нив­ших их слез. Ку­ойл ни­че­го не мог по­де­лать со сво­им оди­но­че­ст­вом и всем су­ще­ст­вом стре­мил­ся к об­ще­нию, меч­тая стать при­ят­ной ком­па­ни­ей для ок­ру­жаю­щих.

Су­шил­ки за­ры­ча­ли.

— Слу­шай, ты за­хо­ди как-ни­будь ве­че­ром, — ска­зал Парт­ридж, за­пи­сы­вая ко­сы­ми стро­ка­ми свой ад­рес и но­мер те­ле­фо­на на об­рат­ной сто­ро­не смя­то­го че­ка. У не­го то­же бы­ло не мно­го дру­зей.