Димфна Кьюсак - Чёрная молния

Ей стало тепло от мысли, что она сможет разделить с ним эту работу. Неважно, что это останется в тайне – с нее хватит и того, что она будет работать вместе с ним. Ум ее оживился, как никогда раньше.

И тело ее ожило. Сегодня вечером что-то новое начнется в их отношениях. Ведь он придет не только для того, чтобы поговорить. Конечно, здесь можно пойти на компромисс – они снова обретут друг друга, но его честолюбие не пострадает. Вероятнее всего, жена его смирится со всем, поскольку дело обойдется без публичного скандала. Теперь она занята детьми, связана мишурой семейной жизни – ведь именно ради этого ее отец и купил ей мужа.

«Мне ничего этого не нужно, – говорила себе Тэмпи. – Я так долго жила без всего этого, что знаю: без этого можно прожить. Я не стану для Кита обузой, я могу сама о себе позаботиться. Только пусть он будет со мной, как раньше».

Она вдруг почувствовала, что начала молиться, как не молилась уже многие годы. Она шептала какие-то глупые, бессвязные молитвы, в которых, собственно, не обращалась к богу – ей трудно было представить себе, что бог даст ей свое благословение.

По дороге домой она купила бутылку вина, которое Кит любил больше всего, на ужин приготовила его любимые блюда. Потом она долго лежала в ванне, благоухающей ароматической солью, – Кит говорил, что она напоминает ему запах мяты во время дождя. Она вновь испытала легкое возбуждение от запаха своих духов, изготовленных для нее по особому рецепту одним из заказчиков телерекламы. Стоя перед длинным зеркалом в ванной и растираясь полотенцем, она злорадно думала, что жена Кита, несчастная уродина, никогда бы не решилась вот так предстать перед зеркалом. Теперь ей казалось, будто она даже жалеет ее. Какое унижение должна испытывать женщина от сознания того, что только отцовские деньги помогли ей приобрести мужа, что только деньги удерживают его возле нее!

Она надела роскошное белье и халат из шерсти кремового цвета, окантованный широкой черной тесьмой, выгодно оттеняющей прекрасный цвет ее лица и волос. Однажды Кит пошутил над ней – он сказал, она увлекается нарядами, сшитыми у дорогих портных, потому, что знает: такие туалеты еще лучше подчеркивают ее женственность. Правда, он не сказал «женственность», а применил выражение «женские прелести», которое она ненавидела – Кит насмехался над ней за это, говоря, что такое пренебрежение реальностью является частью ее тепличного воспитания.

Правда ли, будто она пренебрегает реальностью? Она никогда не соглашалась с этим, не согласна и теперь. Разве то, что она делает сейчас, не означает, что она не боится смотреть реальности в глаза? И она вовсе не какая-нибудь там уличная девка. Слишком многое они пережили вместе и слишком сильно любили друг друга, чтобы можно было так думать. Разумеется, у них не было полной идиллии. Ведь полная идиллия возможна лишь в юности, когда не задумываешься о том, что впоследствии придется за все расплачиваться. Кит часто повторял испанскую пословицу: «Возьми все, что тебе хочется, – сказал бог. – Возьми, но заплати за все».

Луна только что поднялась над грядой Мосмена, вычерчивая темные силуэты домов на фоне светящегося неба. Голые ветки джакаранды напоминали абстрактную скульптуру из проволоки, а залив стал похож на бассейн, подсвеченный мерцающими огоньками. Именно такая картина всегда очень нравилась Киту и волновала его, хотя он никогда не признался бы в этом.

– Сантименты нынче не в моде, – обычно говорил он. – Если у меня настроение мерзкое, то взойдет луна или нет, оно так и останется мерзким. А когда я весел, мне наплевать на все, пусть хоть небо падает. – Потом он привлекал ее к себе и говорил: – Природа действует на меня лишь в одном случае – когда мы с тобой ложимся в постель.

Конечно, это была неправда, но ему всегда нравилось казаться невосприимчивым к тому, что трогало других.

Она придвинула к окну раскладной столик и поставила на него лампу с абажуром. За многие годы, которые они провели вместе, это вошло у них в привычку. Они медленно ужинали, она рассказывала ему о своих делах, он – о своих. Она чувствовала, как в нем загорается желание. Потом он говорил:

– А теперь в постель.

Она включала приемник, комната наполнялась сентиментальной музыкой вечерней радиопередачи. Обычно он подшучивал над ней за это. Когда бы он ни возвращался домой, всегда звучала эта музыка, и он выключал радио, не дослушав до конца.

– Опять эти сантименты, – говорил он. – Нет, ты неисправимый романтик.