С недоумением написал он этот текст; недоумевая, перечитал. Он сам не понимал написанного, даже не мог решить, сказка ли перед ним, годится ли она для сумасшедших, но все же склонился к мысли, что, видимо, годится. Оставив все как есть, Кайдановский решил после Нового года приписать к истории про ростовщика, старьевщика и бабку-мусорщицу что-нибудь, несомненно сказочное, какой-нибудь волшебный предмет, загадочный инопланетный обломок или говорящего воробья.
Вот и настал канун праздника, когда все стрелки говорили только о приближении Нового года, секундные, минутные, часовые, магнитные и даже чулочные. Отовсюду начинало нести пирогами, студенческими фаршированными куропатками, обывательским студнем и запеченной свиной ножкою.
К накрахмаленному и накрашенному тюлю пришивались последние блестки из фольги, стекляруса, елочного дождя, служащего позументом, аксельбантом, оторочкою плаща, золотом корон.
Маленькие аглаи, эти вечные школьницы, сверкая глазами, вглядывались в даль ближайших суток; уютные алевтины во фланелевых халатиках и папильотках дочитывали романтические страницы поваренных книг; распутные аделины, посетив баню на Чайковского, втирали в свои атласные грешные шкурки крем и загодя мазали за ушами духами послаще; высокомерные аделаиды, тайно вздыхая, вглядывались в винчиевские зеркала. Василии валялись на койках, возле них на стенах висели их карнавальные костюмы; под койками звякали заготовленные загодя бутылки: водочка, отдающее кошачьей мочой (по определению Кузи) дешевое румынское сухое вино, убийственный «Солнцедар», от рюмки которого закаленнейшие пьяницы приходили в глубокое шаманское помрачение рассудка, благородное «Жигулевское» для пьющих и непьющих, пижонский пиратский ром, затесавшиеся невзначай «Чхавери» и «Мукузани», одинокий коньяк и традиционное Советское — значит, шампанское!
Мрачный Комендант строевым шагом обходил огнетушители и пожарные щиты. Елка была уже на месте, в Молодежном зале, поставили не по центру, не над Спящей, а сбоку и уже украшали лампионами, курсовыми самодельными игрушками и печатными пряниками, где только отрыли.
Любите ли вы праздники? или вам милее кануны? Отречемся от старого года, отряхнем его прах с наших ног. Около каждой бутылки дремала гадкая тень грядущего похмелья, маленький, свернувшийся в клубок, незримый белогорячечный чертик. Штигличанские богини ставили в подсвечники девственные свечи; неужели вы пьете и поете при лампочке Ильича? тю на вас! мы влюбляемся только при живом огне, чего и вам желаем; ах, как мерцает свечной огонек в ее зрачке, мерцает, двоится.
Общежитейские уже наполучали посылок из дома, что делало будущие новогодние столы еще экзотичнее, скатерти несуществующие еще самобранней; ожидалось соседство сельского сала, самодельной колбасы, гранатов, фисташек, яблок отовсюду, чурчхелы, солено-сушеных снетков; даже маленький бочонок самодельного виноградного вина прибыл, даже целокупный копченый поросенок преодолел железнодорожное пространство и будет съеден в городе Петра, так и не повидав ни Медного всадника, ни свинок египетских у Академии Художеств, а вон и связка воблы, лепечущей: о Волга, колыбель моя!
У нескольких помешанных лежат на тумбочках у кроватей их личные сокровища — аэрофлотовские билеты: лететь встречать Новый год домой, к родителям; у них свои тихие радости, счастливого им пути.
Крепко ли вы спите в кануны? не боитесь ли вы ожидающего нас всех секундного зазора между новым годом и старым, трещины в леднике, которую надо проскочить? мгновенного ничто?
Невеста Явлова, узнав, что он встречает Новый Год в обществе штигличанских шлюх на костюмированном балу (так сказать, на бале), закатила ему скандал по первому разряду, а закатив, призадумалась: не пойти ли и ей на бал? не оттрепать ли соперницу за патлы? в лучшем случае. Невеста не знала, что тройные дозоры, включающие комсомольцев-активистов, дружинников и самого Коменданта, будут охранять дубовые двери на Соляном перед новогодним торжеством, потому как кто туда только не рвется, ладно если из Театрального института или из Института культуры и отдыха, а коли районная шпана? перепьются, мухинскими богинями лишку увлекутся, неправильно их поймут, передерутся, дойдет до поножовщины; а вредители? а поджигатели? а шпионы, падкие на идеологические ВУЗы?
Всех приглашенных приводили в здание еще днем, некоторых к вечеру втаскивали со двора в окна. От одного негра Комендант зубами скрежетал, не понимая, каким образом просачивается он, такой явно окрашенный, подчеркнуто не местный, в помещение уже два Новых года подряд.
Читать дальше