Татьяна Алферова - Охотники на снегу

Кровать с панцирной сеткой отчаянно скрипела при каждом движении, нежное лицо женщины с бледными пигментными пятнами жалобно сморщилось, руки привычно легли на огромный горячий живот, который мешал, позволяя спать лишь на боку, а она привыкла засыпать на спине, вытянув руки поверх одеяла, как приучили.

Женщина подумала, что муж, наверное, сумел бы ее успокоить, но он приедет только на выходные, а пока придется обходиться обществом родителей, старающихся загнать их общее горе подальше, чтобы не расстраивать дочь в ее положении. Родители очень старались не говорить при ней о брате, но получалось у них неважно. И не могло получиться, ведь сколько она себя помнила, они всегда жили на даче вместе с братом, до сих пор их общие детские игрушки валяются на чердаке, оплетенные нежной кружевной паутиной, сотканной не одним поколением крестовиков. В детстве она панически боялась пауков, и брат обожал пугать ее:

— Смотри, паук на подушку упал! Лови быстрее!

Но хоть он и пугал ее, дразнил плаксой и забирал самые нужные карандаши — красный и зеленый — она любила брата больше всех. Он так смешно передразнивал учителей и родителей, мог показать, как бежит по следу собака или квохчет курица, знал целую кучу смешных историй. Когда они выросли, не мать, а брат обучал ее разным полезным хитростям, например, как вести себя с соседом, в которого была она безнадежно влюблена с четвертого класса, или как подводить стрелки на веках — брат проходил даже это, там, в своем институте. Они всей семьей ужасно гордились, когда он поступил в театральный, без всякого блата, а конкурс был чуть ли не сорок человек на место. Они всегда гордились им, таким талантливым, умным и красивым, они знали, что у него особая судьба, не как у всех, к нему нельзя применять общие правила.

На двадцатилетие она подарила брату черный свитер, который связала самолично, с тех пор он всегда ходил в черном. Сколько подобных свитеров она успела перевязать, до тех пор пока его… Нет, нельзя об этом думать, нельзя, такие мысли могут плохо сказаться на маленьком, теперь она никогда не бывает одна, маленький все время с ней, внутри.

Муж постоянно ревновал ее к брату, муж, тот самый сосед сверху; и не видать бы ей его, как своих ушей, если бы не хитрые советы брата. А вот мать вряд ли одобрила бы те советы. Сейчас ей самой немножко стыдно, но своего-то добилась! Муж носит на руках — в прямом смысле, и все подруги ей завидуют.

А если бы они все-таки ограничивали брата хоть в чем-то, если бы родители потребовали, чтобы он жил с ними постоянно, а не в комнате, доставшейся от бабушки — что хорошего жить в коммуналке! — вдруг все сложилось бы по-другому?

Но нет, не посмели бы, брат все решал сам, и даже отец побаивался его. Побаивался, потому что не понимал. Потом они и вовсе перестали что-либо понимать в его жизни, да он и не делился особо. Приглашал на свои спектакли, а домой, в бабушкину комнату, не пускал даже мать, та вечно просила дать ей ключи, чтобы убираться хоть раз в неделю. Брат веселился:

— У меня желающих полы помыть — выше головы, очередь до Нового года расписана.

Мать вздыхала, отец хмурился, но что они могли поделать: у брата особенная судьба, сказано же. Ее он несколько раз приводил к себе, тайком от предков, как он говорил. Его комната вызывала ужас и восторг, такого жилья она не видела нигде ни у кого: начиная с желтого черепа (брат говорил, что пьет из него вино, как хан Куря пил из черепа врага своего князя Святослава, — выдумывал, конечно), кончая душистыми травками, развешенными в пучках по стенам и разложенными на секретере. Мать мечтала о том, что сын женится и все пойдет на лад. Но она, дочь, вышла замуж первая.

Брат никогда не знакомил их со своими девушками, его подруги, наверняка, не знали, что у того есть сестра и родители, тут же, в Ленинграде, в Сосновой поляне. Во всяком случае, с тех пор, как он перебрался в бабушкину комнату, ни одна не звонила к ним домой, не просила ее — по секрету — рассказать, где брат был в воскресенье вечером, имея в виду, разумеется, с кем. Незадолго перед тем как случилось несчастье, брат пришел к ним взволнованный — нехарактерно для него — и сообщил родителям, что, возможно, скоро женится. Нет, конечно, он не сказал «возможно», он никогда не сомневался, просто сказал, что женится и все. Когда мать кинулась расспрашивать о невесте, засмеялся:

— На свадьбе увидишь! Да не переживай, ма, тебе понравится, не из наших, не актриса. Из простой семьи и с высшим образованием, все, как ты хотела.