Татьяна Алферова - Охотники на снегу

Который раз закрутилась, многократно повторяясь, фраза из рекламного ролика: «Ведь я этого достойна». Вика не выдержала, обернулась. Девицы смеялись и переглядывались, исчезая за дверью сортира. Значит, слышали разговор, значит, это и вправду смешно. Но ничего, еще посмотрим, как все обернется.

Смотрительница туалета тетя Валя, пьяненькая и потому благодушная, решительно преградила дорогу элегантным посетительницам, норовящим проскочить в кабинки, не заплатив.

— Ой, не могу, сейчас описаюсь! — пожаловалась светло-зеленая шубка.

— Сперва три рубля заплати, а потом писайся на здоровье, — ответствовала тетя Валя, но без злости, радушно.

— Какая бесчувственная бабушка! — воскликнула шубка с красной оторочкой длинного ворса, суя тете Вале червонец и дожидаясь сдачи, хотя до этого всем своим видом демонстрировала, что промедление смерти подобно. Подруга уже назидательно журчала за белой дверцей.

Девушки ушли, разбавив навязчивый елочный запах освежителя воздуха легкими, незнакомыми тете Вале ароматами.

— Надо же, бабушка! — вслух удивилась тетя Валя и покосилась на обшитую красивыми белыми панелями, такую солидную с виду, стену туалета, скрывающую под финским пластиком разрозненные куски оргалита и картона; стену, возведенную, подобно домикам в садоводстве, из дерьма с опилками, легко проницаемую для запахов и звуков. Никакого труда не составляло желающим подслушивать разговоры в курилке. А тетя Валя любила развлекаться, изучать нравы обслуживающего персонала и покупательниц.

Кирпичи внешней стены еще помнили: здесь дышал простор большого зала со столиками, накрытыми белоснежными скатертями до пола, серебряными ведерками с шампанским в ледяной крошке, дичью на овальных блюдах с золотыми отводками. Они помнили двойные подбородки дам с жемчугами до пупа и буфы шелковых рукавов. Правда, двойные подбородки встречались до сих пор, остальное кануло в лету.

Беседа двух юных продавщиц немало позабавила тетю Валю, но обращение «бабушка», оброненное барышнями-покупательницами, испортило вкус дня. Лишь полстакана портвейна из припрятанной в служебной каморке бутылки несколько примирило смотрительницу с реальностью. Следовало как-то оправдать новое унизительное обращение или смириться с ним, и тетю Валю потянуло на философию. Давно считалось, что у нее нет возраста: «тетя Валя» и все. Одни из ее ровесниц уже нянчили внуков, другие еще крутили романы и занимались устройством личной жизни, третьи — но что третьи, всех не упомнишь…

Их, таких, как она сама, Валя, избранниц насчитывалось не меньше десяти. Тогда жизнь была настоящей. Настоящей в той мере, какую могла обеспечить советская действительность, ибо действительность-то как раз и являла самое слабое звено, плохо соотносилась с определением «настоящее». Но все помнили о правилах игры и соблюдали их.

К примеру, никто в солидной организации, прячущейся под названием «почтовый ящик номер такой-то», не требовал от молодой выпускницы технического ВУЗа Валечки Завьяловой знания электротехники, хотя ей устроили «распределение по вызову» в данную организацию именно на должность инженера-электротехника. В те времена «по вызову» на хорошие места устраивали перспективных выпускников института. Перспективных — не обязательно в смысле успеваемости до службы. Кого эта успеваемость волнует потом, когда до дела дойдет! Свое рабочее место за столом с кульманом Валечка видела не часто, защищая честь «почтового ящика» на слетах, соревнованиях по ГТО, выступлениях самодеятельных коллективов, а если и чертила, то не по рейсшине на ватмане, а по линии, называемой «комсомольской».

Когда требовалось встретить каких-нибудь важных персон и организовать гостям полноценную неделю отдыха — нет-нет, никакой грязи, исключительно по свободному желанию, — Валечку с двумя-тремя подругами вызывали «по комсомольской линии — наверх». По той же линии двигали, но в основном мальчиков, на хорошие должности профсоюзных, к примеру, деятелей. И запрос на Валечку из «ящика» поступил не за ее успехи в электротехнике, а потому что с третьего курса она участвовала в сборной институтской команде КВНа.

Знали, знали правила игры. В противовес игровой реальности, чувства, неподконтрольные этой реальности (потому что были и подконтрольные, взять хоть чувство опасности, внушенное наступлением холодной войны), проявлялись прямо и открыто, то есть гулять, так гулять, и так далее. Это было правильно, это было честно, это было практически по-комсомольски. Увы, внезапно — для Валечки и многих ее близких и не слишком близких знакомых — игра с отлично отлаженными правилами развалилась, началась другая, без правил, игра, претендующая на реальность подлинную. Без подконтрольных или ложных чувств. На деле реальность пустилась во все тяжкие: стрелять, так стрелять. Так считала Валя Завьялова, сообразительная и шустрая, но уже несколько поблекшая барышня.