Светлана Борминская - Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум

Михаил Алексеевич прищурился, написав на песке несколько нецензурных слов...

Дворником он начал работать сразу после армии, таким вот без талантов родился, а чистоту очень любил – просто не мог равнодушно смотреть на мусор, хотелось чистоту наводить... Прошло двадцать лет, а счастья Михаил Алексеевич так и не увидал к своим сорока годам, хотя работал с каждым годом все прилежнее, с огоньком, даже больничных не брал.

Некрасивое лицо Синякова внезапно озарила эмоция узнавания, он увидал, как из «Мерседеса» вылез банкир Голда и, минуя очередь, вместе со своим охранником поднялся по ступенькам в набитый людьми храм пророка Илии. Дворник проводил банкира глазами и, поддев ногой легковесную пивную банку, сказал во всеуслышанье:

– Я уже устал от этой херни... Плоховато я живу, плоховато... Дворник дворником, а банкир банкиром, пора поменяться, а, Господи?..

Он закрыл подсобку с метлами, вывернул и снова надел куртку и солдатским шагом направился к храму, у которого змеей вилась очередь из страждущих до счастья людей.

В воздухе приятно пахло весной, над храмом серебрилось кружево облаков, и Михаил Алексеевич долго разыскивал хвост очереди, честно встав в самый ее конец, и даже пропустил вперед себя еще более горемычного, на его взгляд, человека, чем он сам. Так ему, по крайней мере, померещилось... Очередь подвигалась значительно быстрей, чем это можно было предположить, и через три часа Михаил Алексеевич Синяков вслед за другими страдальцами вступил в храм и оказался совсем близко от «Ионы – Счастья Лучезарного».

Михаил Алексеевич за время стояния выучил наизусть, чего он попросит, и, когда настала его минутка, не подкачал!..

В квартире было тихо, тикали часы на стене, отстукивая шаги от юности к старости, а Кира Гореславская сидела на узком подоконнике и с интересом разглядывала куклу Варю, которую купила вчера у какой-то полоумной бабки в переходе на Старом Арбате.

Кукла была с фарфоровой головой и морщинистыми ладошками, но при полном параде, то есть – одета и обута в крайне ветхие кружева и бархат и никак не могла стоить тех жалких девятисот рублей, за которые продавалась... Никак. Старуха в спущенных чулках, коротком плаще и в шляпе с вуалеткой трясла своей фарфоровой собственностью, предлагая ее всем мимо проходящим ... И ни один человек в течение всего времени, пока Кира терпеливо стояла поодаль и наблюдала, не подошел к ней, видимо, побаивались ее горящих глаз и склеенных скотчем очков, висевших на длинной цепочке поверх плаща. А Кира все-таки решилась и подошла, она последнее время больше всего боялась одиночества и даже на работе старалась задерживаться как можно дольше, чтобы не возвращаться в пустую квартиру до полуночи. Ей вдруг стало жаль старуху, и она отдала за куклу все, что в тот момент лежало у нее в кошельке, – около двух тысяч рублей. Старуха так от души по-детски обрадовалась, что Кира даже испугалась за нее, но все обошлось.

Кира разгладила платьице на куколке и вскользь глянула на храм пророка Илии. Она была в курсе обстоятельств двухдневного столпотворения и, пожав плечами, невесело улыбнулась... До панихиды на похоронах своих родителей Кира в Бога не верила.

Мама Киры, бывшая балерина, пока была жива, грезила, что Кирочка воплотит все ее нереализованные мечты, став второй Улановой. Папа же, мастер спорта по плаванью, со своей стороны хотел, чтоб Кируля плавала...

– Все победы мы совершаем для своей страны, – вздыхал папа, возвращаясь с тренировок в бассейне и утешая маму, которую никто из театра не поздравил с юбилеем. А ведь у мамы была идеальная выворотность ноги, и она целую пятилетку солировала в роли Одетты в «Лебедином озере».

– Хорошо, что я не стала балериной, – каждый раз ворчала Кира себе под нос, вспоминая всегда подтянутых мамочку с отцом. Родители попали в аварию на Ленинградском шоссе в ноябре прошлого года. – Хоть не мучилась ни секунды у станка, как мамулечка... – Зеркало благоразумно помалкивало в ответ, отражая пухлые Кирины щеки. – А в итоге – мне тридцать лет, я старая дева и очень жду замужества. – Кира, повертев в руках купленную куклу, снова посмотрела вниз на очередь у храма.

– Не грусти, Кируля, – обычно говорил отец, пока был жив.

Кира обвела глазами большую комнату и жалобно всхлипнула, представив себя в гробу. Слезы брызнули из глаз – после смерти родителей Кира все чаще представляла себя в гробу, и если уж быть совсем точной, то в день таких представлений было не меньше десяти...