…Около полуночи Павел собрался в восьмой раз уходить.
— Ну, чудак, ну, куда тебе уезжать? — говорил Славка. — Я тебе и раскладушку уступлю, а завтра на пару к домне сразу, ну, чего тебе мотаться?
— Я тебя ненавижу, — объяснял Павел.
— Я тебя тоже. Но это ещё не повод, чтоб ты уезжал, и бренди не допили, а я так старался, доставал.
— Лакай сам.
— Нет, давай выпьем вместе, ещё поспорим…
— Я не могу, у меня голосовые связки болят.
— Ага, то-то же. С кем ты взялся спорить? Вот повыступал бы ты столько, сколько я… У меня же практика!
Кончилось тем, что они поделили одеяла, погасили свет, улеглись, открыв форточку, потому что от папиросного дыма нечем было дышать. Но разгорячённые головы продолжали взбудораженно работать, и сквозь форточку явственно доносились шумы, лязг, грохот с завода, так что совершенно неясно было: как же тут уснуть?
— Это что, всегда такое удовольствие? — спросил Павел, ворочаясь и жалея, что не поехал в гостиницу.
— Шум? Конечно. Мне нравится — лучше музыки!
— Теперь мир выдает столько этой «музыки», что все стали психами.
— Да… Ты яркий пример, — с удовольствием уязвил Славка. — А вот я, прогрессивный человек, слушаю и мыслю: отлично, что шумит, значит, металл идёт, завод растёт… Ты отойди на расстояние, охвати взором: это же какая красота!
— Красота-то красота, но и сажа, грохот, грязь, четыреста тонн пыли на головы и в лёгкие. Цифры беру твои. Какая уж тут красота!…
— Ну, знаешь ли, брат… Это мне даже слышать обидно, — сказал Славка дрогнувшим голосом. — И любому металлургу обидно. Тоже нашёлся чистоплюй… Как будто мы виноваты.
— Я никого не виню, мы говорим о красоте чисто теоретически.
— Заткнись со своим теоретизированием!
— Сам заткнись!
— Сам ты дурак!
— Это один профессор вывел заключение, — сказал Павел, — что если один говорит другому «ты дурак», то у нас ещё недостаточно информации определить, кто из них дурак, но если второй отвечает «сам ты дурак», ясно, оба дураки… Тихо, тихо, это профессор говорил!…
Пошвыряв друг в друга ботинки, они всё-таки заснули, несмотря на периодический грохот и дрожание пола, а потом и малиновое зарево от плавки, залившее всю комнату, но Павлу снилось, что это — полярное сияние, что он на Севере, мчится на собаках выручать Димку Образцова, но почему-то он в одних трусиках-плавках и замерзает так, что останавливается дыхание…
Причина выяснилась утром. От раскрытой форточки оба так закоченели, что, не сговариваясь, бросились на кухню, зажгли на плите все горелки и полчаса сидели там, оттаивая. Есть было нечего, от вчерашнего остались одни апельсиновые корки.
— Здорово живёшь! — злорадно сказал Павел. — И врагу не пожелаю.
— Неужели жениться? — с ужасом сказал Славка.
— Я пошёл в столовую.
— Я тоже!
С улицы нёсся шорох тысяч ног. Павел и Славка вышли и словно влились в демонстрацию. От голода Павел спешил, и Славка семенил за ним, едва поспевая.
— Нет, старик! — умилённо сказал он. — Какое величественное, какое прекрасное это зрелище: сознательность, воля, организованность тысяч людей! Ты хочешь возразить: не заплати, так никто не пойдёт. Что ж, у нас социализм — каждый получает по своему труду. А вот когда наступит коммунизм… Вот тогда я посмотрю, как ты будешь спорить со мной!
— Да я не спорю с тобой!
— Мне показалось, что оспоришь…
Славка замолчал, но деятельная его натура не могла оставаться в покое! Он заметил торговок.
Стоя на углу, как раз на слиянии самых людных потоков, несколько старух продавали молоко на стаканы, варёные яйца и прочую снедь, образовав маленький импровизированный базарчик.
— А кто вам разрешил? — спросил Славка, подбегая. — Спекуляция?
— Свои, сынок, продаём, свои, свежее яичко, бери.
— А кто это вам разрешил базар разводить? — завопил Славка. — А ну рас-хо-дись!
— Иди, иди! А ты кто таков? — заволновались бабки.
— Я начальник поста содействия стройке, вот узнаете, кто я таков. Рас-хо-дись!
— Ишь ты, куды ж ты, начальник, разумный какой выискался! — затараторили бабки, отбиваясь от него. — А где нам продавать? -
— В городе, на колхозном рынке!
— Ух ты ка-кой!
— А вот такой! Рас-хо-дись!
— Иди, иди, босяк! Психованный, гляди, из больницы сбежал!
— Чтоб тебе добра не видать! Чтоб тебя скорёжило!…
Павел едва спас Славку от разъярённых старух, просто схватил за рукав и потащил прочь, поле битвы осталось за старухами, и они ещё долго вопили вдогонку, потешая идущих рабочих.
Читать дальше