Мюррей Бейл - Эвкалипт

Под колокольчиком — табличка: «ХЕЙДИ КЕРШНЕР, УРОКИ ФОРТЕПИАНО».

На следующее утро Саклер возвратился. Еще за несколько домов он услышал звуки фортепиано. Казалось, музыкантша играет, не умолкая. Саклер поглядел в окно: женщина сидела рядом с учеником, указывая в ноты и наглядно демонстрируя, что не так. На глазах у хозяина серая канарейка слетела к ней на плечо.

Саклер ушел. Необходимо было все как следует обдумать. Ему стукнуло сорок восемь.

Всякий раз, как он возвращался к тому дому, его птичка сидела у пианистки на плече. Наконец он позвонил в дверь. В костюме только-только из химчистки, при галстуке — все, как полагается. И в тот же день он уже сидел рядом с мисс Кершнер и постигал азы фортепианной игры.

А узнала ли его серая канарейка? Птичка упорно льнула к мисс Кершнер, а на бывшего хозяина поглядывала просто-таки неприязненно! Канарейки обожают всевозможные музыкальные ритмы, объясняла ему пианистка — это ему-то, общепризнанному эксперту по канарейкам! Канарейкам даже Бах по душе, улыбалась она. Она заиграла начало фуги, и на глазах у Саклера его птичка принялась носиться по комнате, а затем вновь вернулась на плечо к мисс Кершнер.

Очень скоро Саклеру полюбились ее характерный акцент и ее серьезное отношение ко всему, имеющему отношение к музыке; когда на пианистку нежданно-негаданно накатывала детская веселость, он себя не помнил от изумления.

Спустя два месяца уроков фортепианной игры птичка наконец-то опустилась к нему на плечо. К тому времени Саклер уже овладел гаммами и с потрясающей неуклюжестью осваивал простейшие мелодии. Наставница его отличалась безграничным терпением.

По-прежнему полуодетая, Эллен блаженно задремывала. Оно всегда так бывало — ежели сидишь под деревом да слушаешь рассказы. Девушка сознавала, что улыбается.

— В ту пору, — продолжал между тем незнакомец, — заводчик канареек едва ли не всякий день имел возможность любоваться безупречной белизной рук и плеч мисс Кершнер. — Он словно ненароком взялся за локоток Эллен. — За всю свою жизнь Саклер не видывал такой кожи — такой гладкой и нежной, что руки пианистки сливались с клавишами слоновой кости. Он просто глаз не мог оторвать от ее обнаженных рук. Чуть прикусишь зубами, — молодой человек откашлялся, — и след на всю жизнь останется.

— Я слушаю, — отозвалась Эллен.

— Теперь канарейка садилась то на его плечо, то на ее. Мисс Кершнер пыталась подучить пташку пощипать ученика за ухо. Пора было решаться. Теперь после уроков хозяйка подавала на стол крохотные медовые пирожные на синих блюдечках и расспрашивала гостя о здоровье. Порою она надевала вышитую блузку с воротничком-стойкой или какую-нибудь особенную брошку — и спрашивала, нравится ли ему. Сак-лер все более и более ощущал притягательность привычки — ему нравилось просто заходить в гости, просто быть там, и бог с ними, с уроками!

И однако ж, стоило Саклеру скользнуть взглядом по алебастровой коже мисс Кершнер, а затем вновь перевести глаза на непоседливую канарейку, как решимость его возвращалась — он вспоминал, зачем он здесь.

И вот однажды, воскресным вечером, когда мисс Кершнер вышла из комнаты, рассказывая что-то на ходу, Саклер снял канарейку с плеча, засунул трепыхающуюся пташку в карман пиджака — и был таков.

Он прошел мимо окна: ярко освещенная комната с пианино по-прежнему пустовала. Не вынимая руки из кармана и сжимая птичку в кулаке, заводчик чуть не бегом поспешил домой.

Там поднялся на второй этаж, вернул канарейку в клетку. Полежал немного на кровати. Вспомнил тот вечер, когда впервые заглянул в комнату пианистки, увидел, как пташка мотыльком порхает по комнате, отметил тонкую талию девушки. Она ведь тоже живет одна. Интересно, что она сейчас поделывает… Если ее происходящее смущало и озадачивало, так ведь и он чувствовал ровно то же. Теперь, когда канарейка водворена в надежную клетку, можно на досуге поразмыслить, с которой из живущих на первом этаже самочек самца лучше спарить. После пианино мисс Кершнер чириканье канареек, обитательниц нижнего этажа, звучало до странности приглушенно.

На следующее утро, поднявшись спозаранку, Клем Саклер сдернул с клетки халат, которым всегда накрывал ее на ночь. На металлическом полу на боку лежал серый самец — мертвый.

Эллен расхаживала взад-вперед.

— Где ты такое слышал? Что за ужасная история! Мне таких людей всегда жалко. Ты, небось, все выдумал. — Эллен остановилась прямо перед рассказчиком. — Правда?