Анна Старобинец - Убежище 3/9

Без пяти семь.

Кудэр положил фотоаппарат в оранжевый рюкзак, повесил рюкзак на спину, перелез через перегородку – громко, неловко, но тот, с газетой, внимания вроде бы не обратил, – выскочил из туалета и побежал. Очень быстро, как только мог.

Задыхаясь и хрипя, он зашел в купе. Без одной минуты семь.

Сажусь на омерзительно-салатовый плюшевый диванчик. Часто, хрипло дышу. В крохотном трехместном купе я единственный пассажир. Больше никого нет – и не будет: проводница получила от меня пятьдесят евро и клятвенно обещала «не подсаживать».

Здесь есть зеркало – встроено в салатовую дверцу настенного шкафчика, с внутренней стороны. Но я не собираюсь открывать этот шкафчик.

Теперь мне не нужно смотреться в зеркало. Я больше никогда не увижу свое лицо.

Заходит проводница, глупо тычет пальцем в билет, лежащий у меня на салатовом столике. Молча сую его ей. Она радостно кивает, с трудом протискивает кривой толстый зад в дверь купе, уходит к себе.

Теперь мне не нужно разговаривать: все в поезде думают, что я не умею этого делать. Я буду молчать. Всю дорогу я буду молчать. Я больше никогда не услышу свой голос.

Стягиваю ботинки, ложусь на диванчик.

Теперь мне ничего больше не нужно делать. У меня впереди вечер, ночь и еще, наверное, день. Потом я умру.

У меня впереди почти сутки. И все это время я хочу быть собой, а не больным парижским клошаром.

Я буду молчать.

Я буду смотреть в окно.

Я буду думать.

Я скоро, очень скоро умру.

Но пока что…

Я разгребу этот мусор. Покопаюсь в своей помойке. Распутаю свой клубок.

Вспомню. Все наконец вспомню.

…Вдруг открывается дверь и выходит старая-престарая старуха, опираясь на костыль. Испугались Гензель и Гретель и все лакомства из рук выронили.

– Эй, милые детки, как вы сюда попали? Ну, заходите ко мне, я вам зла не сделаю.

Но старуха только претворялась такой доброй, а на самом деле это была злая колдунья, что подстерегала детей, а избушку из хлеба построила для приманки…

Я помню.

Высокий, широкоплечий мужчина стоит перед зеркалом. У него холодные, умные, равнодушные глаза серо-стального цвета. Густые темные брови. Широкий лоб. Очень короткие, очень жесткие волосы – растут вертикально, ежиком. Я знаю, какое ощущение будет, если по ним провести рукой – как будто гладишь щетку для обуви. Я помню это ощущение.

Я помню. Он был моим мужем.

Помню, как стояла за его спиной и смотрела на его отражение в зеркале. У него были красивые скулы. Очень породистое лицо. Правда, общее впечатление немного портил подбородок – маленький, округлый и, что называется, «не волевой». Моя мать говорила, что такие подбородки бывают у трусов. Что ж… он и был трусом.

У него был смешной нос. Немного приплюснутый, с горбинкой – все думали: сломанный. На самом деле – просто кавказский. Он был наполовину грузином – по матери. Бледнокожим, сероглазым грузином. И имя она ему дала грузинское – Сосо. Иосиф. Оно ему совершенно не шло.

У него был красивый рот. Пухлые, насмешливые – но и беспомощные какие-то – губы. И еще – очень красивые руки с длинными тонкими пальцами.

Руки – это было самое главное в нем.

Каждый день он брал в руки колоду карт и вставал перед зеркалом. Быстро-быстро тасовал их. Сгибал всю колоду, потом с громким щелчком отпускал, точно пружину. Перекидывал из правой руки в левую ровную вереницу всегда покорных ему хрустящих картонок, тянущихся друг за другом, тянущихся к его руке, словно металлические скрепки к магниту.

Если я стояла рядом, он иногда говорил мне:

– Сними.

А я говорила:

– Не заставляй меня в этом участвовать.

Тогда он улыбался – еле заметно, уголком рта, – и в глазах у него появлялась скука:

– Сними. Это просто фокус.

Я должна была сдвинуть часть карт – по направлению к нему. Он брал отделенную мною стопочку, перекладывал под низ колоды, снова что-то там быстро сгибал, щелкал, листал – и вот уже «подснятые» карты снова оказывались сверху. То есть – это я знала , что они теперь сверху, потому что он мне говорил. Заметить же, в какой именно момент он проделывал этот фокус, было совершенно невозможно.

Каждый день он брал в руки колоду карт, подходил к зеркалу и стоял перед ним минуту. За эту минуту он выполнял шестьдесят карточных вольтов – по одному вольту в секунду. Иногда он тихо произносил их названия: вольт двумя руками, вольт с мизинцем двумя руками, нахлобучка, трамплин, переброс, разворот, крыша, вертушка, книга, пропеллер, крокодил, этажерка, домино, форточка, волна, бутерброд… Так он тренировался.