– Вы не переживайте, пытать вас здесь не будут, – улыбнулся в ответ Анатолий.
– Да я и не переживаю. Просто несколько непривычная обстановка, – стала оправдываться Алябьева, сообразив, что волнение ее заметно и она чем-то себя выдала. Стало быть, надо найти какое-то разумное объяснение своему неадекватному состоянию.
– Александра Николаевна, я не собираюсь вас допрашивать в связи с убийством гражданки Макеевой, зная, что вы практически не были знакомы. И все же попросил вас прийти, чтобы просто поговорить о художнике Самсонове, понять, что этот человек из себя представляет. Честно признаюсь, я немного растерян, и в этом деле концы с концами не сходятся. Может быть, вы какие-то вещи сможете прояснить? – стараясь быть максимально корректным, осторожно начал Власов…
– Даже не представляю, что я могу прояснить, – уклончиво ответила Саша, – спрашивайте, постараюсь, если смогу.
– Мне показалось, что у вас не очень хорошие отношения с Михаилом Захаровичем? Или я ошибаюсь? – неожиданно спросил капитан.
– Пожалуй, нет… Не ошибаетесь. Собственно, вы правильно нащупали причину моего нежелания говорить об этом человеке. Я не могу быть по отношению к нему объективна. А в данной ситуации предвзятое отношение может сослужить и ему, да и вам тоже, неверную службу. Вдруг невольно оговорю человека? А я этого совсем не хочу делать, поверьте.
– Да какой оговор?! Об этом и речи нет. Самсонова никто не подозревает, у него четкое алиби, и, по-моему, он не из тех людей, которые способны совершить убийство, во всяком случае своими руками. Мне непонятно, какая связь может существовать между таким респектабельным господином и Еленой Макеевой? Ее-то никоим образом в успешности не заподозришь.
Зачем она со всеми вами искала встречи, а возможно, и встречалась? Какая связь?
– Я даже не могу представить, зачем она приходила к Самсонову.
– А к вам?
– А ко мне? – Саша замялась, вспомнив версию, рассказанную Самсонову. – Во-первых, она почему-то считала, что я тоже недолюбливаю Микиса, во-вторых, хотела от меня узнать, что именно он рассказывал о ней, когда мы работали над книгой, и почему ее книжный образ совершенно не совпадает с оригиналом. Другими словами, хотела понять процент правды. Мне показалось, что Макеева была безумно одиноким человеком, и наступил как раз тот момент, когда она уже не могла оставаться со своими мыслями наедине. Ей стали необходимы люди, с которыми она могла бы обсудить свои проблемы, пусть даже десятилетней давности. Ведь если боль, живущую в тебе, или несправедливость не разобрать в диалоге, то некогда зародившаяся депрессия не пропадет с течением времени, а только усугубится, разрастется как снежный ком. Мне кажется, у Елены были серьезные психологические проблемы, и если бы мне сказали, что она покончила с собой, я бы не удивилась. Это более ожидаемый поворот событий, нежели убийство.
– Тем не менее ее убили, – констатировал Власов. – А ведь Макеева пришла к вам не только излить душу, но и адрес Самсонова узнать. Так?
– Это был повод, как мне показалось.
Я даже не думала, что она этим адресом воспользуется. По-моему, ей просто хотелось поговорить.
– Ну допустим… это вполне возможно. Но почему через столько лет? Как вы думаете? – не унимался капитан.
Саша стала уставать от такой беседы. Поговорить она обожала, но ведь Марина просила не касаться запретных тем, которые могли бы привести к обсуждению творческого метода художника Самсонова. Приходилось все время быть начеку.
– Как это «почему»? Да потому, что книга вышла, и Макеева выглядит там не так, как ей этого бы хотелось. У многих дам Самсонова претензии: кого-то даже не упомянули (кстати сказать, таких большинство), кого-то упомянули, но не так, как они рассчитывали. Книги всегда интересуют тех, кто в них фигурирует. Это же не в газете или журнале упоминание – это уже история. Вот и все.
– Может быть, кто-то спровоцировал ее выяснять отношения с Самсоновым? – продолжал гнуть свою линию капитан.
«Ужас какой-то, – подумала про себя Саша. – Ведь все равно он вырулит на запретную тему. Интересно, как это Марина с Самсоновым планировали избежать ее? Ведь это просто невозможно».
Алябьевой импонировал этот спокойный милиционер, совсем не жлоб, может быть, даже достаточно тонкий человек, который явно не понимает в чем суть проблемы. Вернее «не понять» тут трудно. Он просто не может этого постигнуть. «Кто ж с первого или даже со второго раза может въехать в подобную ситуацию? Невозможно даже представить себе, что за счет других можно не только прожить всю жизнь, но еще и прославиться при этом. Такое не всякий потянет», – мысленно рассуждала Саша, как бы снимая с себя всякие обязательства и уже почти оправдывая свой внутренний отказ от установки не говорить всю правду о Микисе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу