Леонид Борисов - Под флагом ''Катрионы''

– Но ты ему прикажешь, Тузитала? Ты не уйдешь от меня?

Стивенсон поклялся, что будет подле Эллино и час, и два, и три, и день, и месяц, а если понадобится, и всю жизнь – до тех пор, пока не исчезнет этот жировик, до той минуты, когда Эллино снова не назовут по имени.

На следующий день пришел хирург с английского крейсера, надел белый халат; Фенни вскипятила воду и опустила в нее инструменты, на которые Эллино смотрел расширенными от ужаса глазами. Стивенсон накрыл его лицо маской и, по знаку хирурга, стал хлороформировать своего слугу.

– Вы можете поручиться за больного? – обратился он к хирургу. – Ллойд, следи за пульсом!

– Дорогой сэр! – рассмеялся хирург. – Вырвать зуб более серьезная операция, чем удаление жировика. Вы мастер преувеличивать, сэр! Можно подумать, что на столе перед нами ваша жена или мать, а не один из этих чумазых «колю»!

– Его зовут Эллино, сэр! – едва сдерживая гнев, проговорил Стивенсон. – Тсс! Он что-то говорит!..

Эллино глубоко вздохнул, вытянулся и внятно, чуть нараспев, произнес:

– Я принадлежу Тузитале… Дайте ему самый острый…

Не договорил и немедленно погрузился в сон.

Операция началась. Вокруг дома стояли, сидели и прохаживались самоанцы; миссис Стивенсон насчитала двести пятьдесят человек. Они ходили на цыпочках, переговаривались знаками, сидели не шевелясь, подобно бронзовым статуям. Когда операция закончилась и хирург, вымыв руки и сняв халат, прошел в столовую, Стивенсон с террасы объявил законным хозяевам острова:

– Друзья мои! Эллино просил меня передать вам свое любящее сердце, добрый взгляд и руку брата! В следующую субботу, спустя семь восходов и заходов солнца, ровно в полдень он, Эллино, приглашает вас в гости, чтобы отпраздновать победу над злым духом, который укусил его в плечо. Этот злой дух называется жировик. Его уже нет. Его вырезали ножом и выбросили в ведро.

– Жировик! – грянул хор и повторил это мудреное наименование: – Жировик!

– А сейчас идите домой, – продолжал Стивенсон. – В субботу ровно в полдень мы все поднимем чаши за Эллино, дружбу и наше любящее сердце!

– За наше любящее сердце! – повторил хор.

«… Хотел бы я видеть европейцев похожими на моих коричневых друзей, – в тот же день писал Стивенсон Марселю Швобу. – Они только не молятся на меня, и не делают этого потому, что, я, по их представлениям, сложнее и чудеснее бога: они просят меня – и я даю; они обращаются за помощью – и я в меру сил помогаю. Они спрашивают меня, что и зачем я пишу, а когда вместо ответа я читаю им мои романтические истории, они задают еще один и весьма коварный вопрос: „Откуда ты берешь деньги? За что тебе их платят?“ Я отвечаю: „Вот за эти истории“ – и жду нового вопроса. Мой слуга Семели за меня не так давно ответил своим собратьям. Он сказал: „Я бы давал Тузитале не только деньги, но еще и мясо, и мыло, и вино, и табак“.

Вникните в глубинное течение всех этих вопросов, горячо уважаемый Швоб! И постарайтесь (а вместе с Вами постараюсь и я) работать так, чтобы каждая страница, написанная Вами, была продиктована высокими побуждениями нравственности, чистоты, благородства. Я считаю себя романтиком – потому, что мне противно искусство буржуазии, лишенное крыльев и нравственного воздействия на людей. Возможно, я переоцениваю значение романтизма, но в моих руках он является орудием моего сердца…»

– Эллино, приготовь угощение на триста человек; завтра суббота, ты уже в состоянии работать, шрам от жировика затянулся, – сказал Стивенсон своему повару.

Эллино (во всем мире не было человека, счастливее его) посмотрел на Тузиталу как на величайшего шутника. Угощение на триста человек… Ведь это население его родной деревни, которая, кстати сказать, приняла его после того, как он перестал быть уродом. Триста человек… Сколько же понадобится мяса, капусты, рыбы, хлеба, сахара!.. Тузитала великий человек, он всё может, ему всё подвластно, но накормить триста человек невозможно хотя бы потому, что для этого потребуется много слуг, посуды; а что скажут старая и молодая хозяйки – и та, которая всегда такая сердитая, и та, которая всегда такая веселая?..

– Гости разместятся на площадке перед домом и в саду, – сказал Стивенсон, что-то записывая на бумажке.

– У нас тридцать шесть тарелок, Тузитала, – несмело напомнил Эллино. – Шестьдесят ножей и столько же ложек и вилок.

– Гости принесут свою посуду – сказал Стивенсон. – Ты им скажешь об этом. Мы купим сто больших хлебов. Хватит? Отлично. Сто бутылок вина… – по одному бокалу на каждого, чтобы только поздравить тебя, Эллино.