Леонид Борисов - Под флагом ''Катрионы''

– Вы, сэр, величайший из Дон Кихотов! – воскликнул герр Шнейдер, остервенело затягиваясь сигарой.

– Как жаль, что на нашем острове мне не найти Сервантеса, – печально отозвался Стивенсон и предложил гостям перейти к карточному столу.

Тонкая бестия – американский консул – от имени присутствующих попросил хозяина Вайлимы прочитать что-нибудь из написанного им за последние дни, – искусный сочинитель увлекательных приключений, наверное, обнаружит себя в своей писательской работе: мысли, намерения и некие предполагаемые действия свои припишет герою рассказа или романа. Приятно слушать, нетрудно читать в душе наивного простака, за каким-то чертом поселившегося на одном из островов архипелага Самоа, где жизнь ничем не отличается от той, которую он столь романтично оттолкнул от себя…

– Пожалуйста, сэр, – еще раз попросил американский консул, и его поддержали и остальные гости.

Стивенсон согласился. Он прошел в свой кабинет, взял папку с рукописью. Двое слуг остановили его в холле; кланяясь, улыбаясь и не отводя взора от глаз своего хозяина, они попросили его разрешения присутствовать при чтении и им.

– Мы всё поймем, Тузитала, – сказал Сосима. – Мы никому не помешаем! Мы встанем за оконную занавеску и запретим себе дышать, Тузитала!

– Нет, так нехорошо, – сказал Стивенсон. – Один из вас сядет позади меня, другой – рядом с немцем.

– Тузитала шутит! – испуганно произнес Лафаэл.

– Прошу вас сделать так, как мне хочется, – озорно играя глазами, проговорил Стивенсон. – Я буду читать одну очень страшную историю, и все гости будут ахать и стонать. Они будут стонать и ахать громче, если вы первые закричите «ой!» и схватитесь за голову, словно вас укусила дюжина москитов!

– Тузитала кое-чему научился у этих белых, которые всегда ходят в гости в черном, – со смехом проговорил Сосима и ударил себя по голым коричневым бокам. – Береги себя, Тузитала, – эти господа хитрые и злые!

– Во всех случаях жизни мы должны оставаться добрыми, но… – Стивенсон погрозил пальцем, – но не терять ума!

– Что такое ум? – спросил Лафаэл.

– Это то, что у всех у нас бьется вот здесь, – Стивенсон приложил ладонь свою к сердцу Сосимы, а потом и Лафаэла.

– Но ведь и у твоих гостей ум тоже здесь, – недоуменно пожимая плечами, произнес Сосима. – Почему же тогда…

– Потому, что у моих гостей ум только вот здесь, – Стивенсон кончиком пальца ударил себя по лбу. – Только здесь и никогда в сердце, друзья мои! Идемте, нас ждут.

Он прочел главу из романа «Потерпевшие кораблекрушение». Роман этот был начат совместно с Ллодом, – отчим «построил конструкцию», пасынок «изготовлял винты и сверлил отверстия для них».

– А полировали мы вместе, – после шутливого вступления продолжал Стивенсон, приглаживая усы и отбрасывая со лба заметно редеющие волосы. – Я и мой друг Ллойд решили развлечься. Герой нашего романа скульптор Лоудон Додд живет во Франции. И я и Ллойд на страницах романа вспоминаем наше недавнее прошлое. Мы знаем и любим Францию и ее народ. Далее – предприимчивый американец Пинкертон пытается разбогатеть у себя на родине.

– Кто же терпит кораблекрушение? – поторопился спросить американский консул.

Стивенсон поджал губы и взглядом посоветовался с Ллойдом – выдать сюжетную тайну или помалкивать… Этот взгляд перехватил Лафаэл.

– О! – воскликнул он. – Кораблекрушения не было! Я уже всё понимаю! Прости, Тузитала, расскажи господам про те истории, которые ты пишешь о нас!

Щнейдер тяжело повернулся на стуле и яростно надкусил кончик сигары. Американский консул снисходительно пожал плечами и потянулся за ломтиком ананаса, одиноко лежавшим на глиняном блюде. Английский консул исподлобья смотрел на Сосиму, покусывая тонкие, бледные губы. И никто не взглянул на Стивенсона, а сделать это следовало бы: он поощрительно подмигивал слугам своим, давая понять, что со своей стороны поддерживает их возбужденные реплики, подчеркивает присутствие их среди гостей и вообще на стороне того «шокинга», который, надо думать, дурно подействует на пищеварение консулов.

– Возможно, что кораблекрушения и не было, – после длительной паузы произнес Стивенсон и поежился: влажное, резкое дуновение ветра колыхнуло занавеску, пламя шестнадцати свечей в люстре над столом вытянулось и качнулось вправо. Фенни озабоченно посмотрела на мужа и, выйдя на минуту из столовой, вернулась с белым шерстяным платком, которым и укутала мужу плечи и грудь.