Патриция Хайсмит - Тот, кто следовал за мистером Рипли

— Да. Утверждала даже, будто видела это из дома, поэтому ей никто и не верит, — скалу из дома не видно. Вид у нее был как у помешанной, когда она это сказала.

— Она и с твоей мамой говорила?

— Уверен, что говорила, только мама ей не поверила. Сьюзи ей не очень-то нравится. Это отец ее любил — за ее надежность. Она с нами уже давно — с самого нашего с Джонни детства.

— Она у вас была гувернанткой?

— Нет, скорее домоправительницей. Гувернанток нам нанимали отдельно, в основном англичанок, — в помощь маме. От последней мы избавились, когда мне было почти двенадцать.

— А Юджин? Он что-нибудь сказал?

— Про меня? Нет, ничего такого.

— Он тебе нравится?

— Он хороший парень, — отозвался Фрэнк и повеселел на глазах. — Он лондонец, и с чувством юмора у него все в порядке. Правда, когда отец слышал, что мы с ним шутим, то каждый раз выговаривал мне, что с шоферами и прислугой заигрывать не полагается.

— Кто еще из прислуги был в доме?

— В это лето — никого из постоянных, только приходящие. Садовник Вик на весь июль взял отпуск, так что кого-то там нанимали. Отец предпочитал, чтобы, когда семья приезжала из Нью-Йорка, в поместье находилось как можно меньше посторонних — слуг и секретарей.

«Вполне вероятно, — подумал Том, — что Лили и Тэл не особенно опечалены кончиной Джона Пирсона. Что же там происходило в эти летние дни и вечера?» Том достал из ящика около двух десятков листков бумаги, отдал их Фрэнку и, указывая на стол с пишущей машинкой, сказал:

— Это тебе на тот случай, если будет желание все это изложить. Печатай или пиши — как тебе больше нравится.

— Спасибо, — сказал Фрэнк, задумчиво глядя на чистые листы.

— Тебе, вероятно, хочется куда-нибудь пойти, но боюсь, что пока не стоит.

— А я как раз об этом думал.

— Можешь, правда, пройтись по лесной дороге позади дома, ею редко пользуются, разве что какой-нибудь фермер пройдет. Дорога начинается за тем местом, где мы сегодня утром работали, — помнишь?

Паренек сразу устремился к двери.

— И не убегай, — добавил Том, заметив состояние Фрэнка. — Через полчаса возвращайся, иначе я начну нервничать. Часы с собой?

— Да. Сейчас на моих два сорок две.

Том сверился со своими, убедился, что они отстают всего на одну минуту, и сказал, что если Фрэнк предпочтет затем отпечатать признание на машинке, то пусть возьмет ее и перенесет к себе.

Паренек вышел. Он оставил бумагу в комнате и сразу стал спускаться. Через боковое окно Том проследил, как Фрэнк пересек лужайку и затем стал пробираться сквозь кустарник. Один раз он упал, но в целом ловко преодолевал препятствия, подпрыгивая, словно настоящий акробат. Вскоре дорога повернула вправо, и деревья скрыли его.

Отчасти для того, чтобы послушать трехчасовые новости, отчасти чтобы перебить тягостное впечатление от рассказа Фрэнка, Том включил приемник.

Его поразило самообладание Фрэнка. Другой на его месте вряд ли смог бы без истерики рассказать все до конца. Может быть, свой первый шок он уже пережил раньше — либо еще дома, в Мэне, либо в Лондоне, или, может, в домике у мадам Бутен, где, лежа в одиночестве и без сна, дрожал от ужаса перед неминуемым разоблачением? Или несколько слезинок, которые он обронил перед ланчем, — это все, что потребовалось, чтобы пережить содеянное? В Нью-Йорке найдется немало мальчишек и девчонок не старше десяти, которые либо бывали свидетелями убийств, либо сами принимали участие в бандитских схватках со смертельным исходом, — и все это не вызывало у них никаких всплесков эмоций, но Фрэнк явно не из их числа.

«Чувство вины, испытываемое им, обязательно должно как-то проявиться, — думал Том, — и не обязательно это проявление должно стать зеркальным отражением, иллюстрацией прожитого. Оно может принять самую странную форму, иногда неожиданную не только для окружающих, но и для самого человека».

Тому почему-то расхотелось слушать радио, и он спустился на кухню, к мадам Аннет, которая была занята довольно неприятным делом: опускала живого лангуста в огромный кипящий котел. Том увидел, как она поднесла шевелящего клешнями моллюска к струе пара, и замер на пороге, жестом показав, что предпочитает переждать этот процесс вне кухни.

Мадам Анкет понимающе улыбнулась: с подобной реакцией Тома она сталкивалась не впервые. Неужто моллюск действительно протестующе зашипел, или это лишь показалось Тому? И не последний ли его предсмертный яростный писк ударил сейчас по чутким слуховым рецепторам его нервной системы?! И где этому обреченному существу привелось проводить свою последнюю ночь, потому что мадам Аннет наверняка купила его у владельца рыбного фургона еще вчера? Лангуст был большой — не чета маленьким своим собратьям, которые тщеславно извивались, подвешенные вниз головой в холодильном шкафу...