Денис Гуцко - Орлы над трупом

– Прилягу.

– Куда зажигалку дела?

– В «бардачке», посмотри.

Вдруг удивленно:

– Что это? – она держала Библию.

Последнее время Андрей возил в машине Библию.

Увесистую, в кожаном переплете. Библия попала к нему случайно. Однажды в январе по всему Северному приходу бушевала эпидемия жестокой ОРВИ, а была назначена очень ответственная панихида, отпевали главврача ЦГБ. Церковную команду пришлось собирать по всему городу. За батюшкой ездил на окраину Загорска, в городе, как назло, все оказались заняты. Наверное, батюшка Семен из Загорска и забыл книгу. То ли забыл, то ли намеренно оставил. Презентовал. В любом случае, никто за ней не обратился, Андрей оставил ее в машине. Библия на заднем сиденье автомобиля выглядела солидно.

– Что значит – давно в твоей машине не сидела. А ты знал, что Полунин ее вдоль и поперек перечитал? – И, переглянувшись с его хмурым взглядом в зеркале дальнего вида. – Да-да. В самом деле. Он говорил, там про то, как нужно быть смелым. Так и говорил.

Наташа замолчала, отрешенно глядя в окно. Потом легла, пристроила голову на ручку задней двери.

– Почитаю. Соответствует моменту, – раскрыла наугад, стала читать. – «Ибо, где будет труп, там соберутся и орлы. И вдруг, после скоби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света…» – прервалась на полуслове и громко захлопнула книгу.

– Луна не даст. Андрей, а я пить хочу. У тебя есть что-нибудь попить?

Камень на обочине вдруг превратился в кролика и, часто подкидывая меховой зад, рванул через дорогу. Почти под самым колесом мелькнули его уши, лапы, черная пуговка глаза – Андрей успел дернуть руль вправо.

– Утром перед выездом еще подумала: надо воды какой-нибудь купить. А потом забыла. Можно было в холодильнике взять начатую бутылку. Ты сам не хочешь пить?

Глупо вот так расплющивать кроликов. Однажды в детстве он видел, как их забивают. Вытаскивают из клетки за задние лапы – тот водит ушами, пытается рассмотреть перевернувшийся вверх тормашками мир. Но тут его бьют ребром ладони по затылку – и мир для него гаснет, только в ноздрях вскипают два кровяных шарика.

– Надо было на трассе купить. Интересно, у тех бабок в платках… с ведрами которые… была вода? Слушай, а здесь бывают родники? Или колодцы? Чтобы попить…

Мало того, что их можно убить подзатыльником, так они еще и сами под колеса кидаются. Глупые кролики. Подвержены смерти, как какому-нибудь насморку.

– Андрей, – сказала Наташа деревянным голосом. – Со мной сейчас истерика будет. Ты останови машину, я пройдусь, подышу.

Она шла по дороге, он медленно ехал сзади, метрах в тридцати, неотрывно глядя ей в спину. Земля вокруг лежала растрепанная и мятая: бурьяны сменялись пахотой; пахота, влезая на склон, обрывалась и сменялась бурьянами. В сапогах на «шпильке» она выглядела здесь неправдоподобно.

Давно хотелось посмотреть на нее – рассмотреть ее. Но со стороны, чтобы безопасно, чтобы не пришлось встретиться взглядом. Андрей подумал: а ведь так было всегда. Он предпочитал наблюдать за ней со стороны – чтобы не смотреть в глаза. Странно, конечно. С Наташей ему действительно было хорошо, но что-то мешало смотреть ей в глаза.

Андрей закурил.

Над окружающими пригорками орудовал ветер. Спина ее была прямой, походка ровной. Разве что плечи, слегка приподнятые, неподвижные, выдавали напряжение. Она была похожа на озябшую птицу.

Ему нужно время, чтобы прийти в себя.

Полунин и не подумал бы мучиться.

Ветер теребил ее волосы, полы плаща, умершую в ожидании снегов траву, поднимал завитки пыли над дорогой и тасовал с обочины на обочину всякий осенний хлам: листья, веточки, соцветия репейника, которые подпрыгивали на кочках, словно крохотные мячики. Далеко впереди светло-коричневым дымом стелилась облетевшая роща. Невидимые руки шарили вокруг, ерошили окрестность, заметали, что плохо лежит. Свою добычу ветер нес куда-то за рощу. И казалось при этом – алчно пересыпал из одной ладони в другую. Справа налево летели репейник и листья, потом летели слева направо.

Полунин убил бы. Мих Миху не нужно было бы времени, чтобы прийти в себя. Такие, как он, не нуждаются во времени. Такие, как он, обдумали все заранее. Возможно, ему и в самом деле доводилось убивать. Мрачная двусмысленность всегда витала вокруг Мих Миха. Никогда нельзя было сказать про него: «вот сейчас он подумал то, вот сейчас он чувствует это».

Что он, подлец, чувствовал, когда трахал его жену? Весело ему было?