Луиджи Малерба - Итака навсегда

— Прошу, — сказал тогда Телемах, — возвратись во дворец, где плачущая Пенелопа ждет тебя. Пожалуйста, отец мой Одиссей.

Какая невинная хитрость — назвать меня отцом Одиссеем. Значит, несмотря на свои сомнения, Телемах готов принять меня в своем доме как отца, лишь бы не огорчить Пенелопу.

Мы оставили так и не выпускавшего из рук оружия старого Лаэрта со слугами в доме за городскими воротами и молча направились в сторону дворца.

Телемах пришел ко мне в покои сказать, что Одиссей вернулся. Он признался также, что старик Лаэрт не узнал сына и теперь он сам опасается, как бы нам не оказаться в руках мошенника, который, наслушавшись рассказов Одиссея у стен Трои, теперь выдает себя за царя Итаки. Бедный Телемах, за несколько дней он и обрел и потерял отца.

Роли внезапно переменились. Я узнала Одиссея, но притворялась, будто он мне незнаком, а Телемах, сразу принявший его как отца, сейчас хочет заронить и в мою душу подозрение, что мы имеем дело с самозванцем. В общем, мое притворство оборачивается новыми подозрениями, обнаруживается какая-то новая правда, и голова моя идет кругом. Да, Лаэрт не сразу узнал сына, но меня это не удивляет, потому что уже давно память у него ненадежна, как ненадежно старое судно во время шторма.

Итак, я спущусь и обниму Одиссея, к которому всегда, если пе считать обид последних дней, относилась с любовью и безграничным восхищением. Я так устала, и сейчас мне нужно только немного покоя.

Хитроумный Одиссей уступил свой трон Телемаху, и это может породить новые сомнения. Но почему никто нс подумает обо мне? Зачем Телемах пробуждает в моей душе сомнения? Уж лучше бы он начал заниматься государственными делами — их накопилось великое множество. Неужели он не видит, какая разруха царит на острове? Дороги разбиты, земля иссушена ветрами, стада почти истреблены, запасы воды иссякают. Вот чем он должен заняться, если хочет добиться уважения подданных.

Я привела в порядок распухшее от слез лицо, быстро подкрасила щеки и губы, причесалась с помощью одной из служанок, надела свои лучшие одежды и ожерелье из лазурита тоже, чтобы еще раз доказать Одиссею, что досталось оно мне праведным путем и мне нечего от него скрывать. Потом я спустилась в большой зал, где уже сидел Одиссей.

Я бросилась к мужу, обняла его, нс сдерживая слез, — теперь это были слезы любви и радости. Мы долго молча стояли обнявшись на глазах у Телемаха, не пожелавшего разделить нашу радость.

Когда наконец мы, растроганные и смущенные, посмотрели друг другу в глаза, Одиссей произнес слова, подтвердившие то, что я поняла с самого начала и что никто уже не мог опровергнуть. В мире множество истин, но главная — лишь одна, та, которую тебе подсказали добрые духи и голос любви.

— Прорицатель Тиресий сказал мне однажды, что я возвращусь на родную Итаку, но потом вновь пущусь в странствия по разным странам вслед за солнцем, что страшная буря разобьет мой корабль и я вместе со своими матросами найду смерть в морской пучине.

Как знать, может, мрачное предсказание Тиресия оправдалось бы в том случае, если бы Одиссей покинул нас? Или оно относится к будущему? Одиссей понял, чем я напугана, и погладил меня по голове, чтобы успокоить.

— Уже был случай, — сказал он твердо, — когда боги приговорили меня к смерти, решив утопить в бурном море, но моя упорная воля переломила судьбу. Теперь я останусь на Итаке со своей супругой, пока не получу от нее сандалий, заказанных опытному мастеру, но надеюсь, что ее любовь замедлит их изготовление точно так же, как это было со смертным покровом для Лаэрта, который она ткала и распускала, стараясь избавиться от притязаний женихов.

Мне не нужно теперь этого предлога, чтобы не отпускать от себя Одиссея, но я оценила его слова, опровергающие страшное предсказание Тиресия.

Я хочу жить нормальной жизнью — чтобы любимый муж был рядом со мной и днем, и ночью, в супружеской постели. И так ли уж для меня важны чьи-то опасения, что это не настоящий Одиссей? Я признала его Одиссеем, едва увидев, — по голосу, по глазам, по хитрой улыбке и по тысяче мелких черточек, которые для меня убедительнее, чем шрам на ноге для Эвриклеи. Мои чувства говорят, что к нам возвратился Одиссей, и я не желаю ничего больше знать, потому что теперь мне не грозит ужасное одиночество, на которое я едва не обрекла себя вторично.

По решению Одиссея, островом станет править Телемах. Отец будет помогать ему своими советами, и я считаю, что это мудрое решение позволит мне после стольких перипетий снова наконец быть вместе с человеком, которого послал мне пли возвратил какой-то милосердный бог.