Луиджи Малерба: Змея

Если пение, зарождающееся у тебя в груди и вырывающееся наружу, приносит необычайное удовольствие, то мысленное пение— это вообще нечто фантастически прекрасное. Я говорю так не потому, что сам его изобрел. Конечно, при мысленном пении голос не слышен. То есть он не слышен постороннему уху, а звучит внутри. Это же очень просто: если пение — слово, то мысленное пение — мысль.

Фурио Стелла ничего не понял и в моих глазах выглядел тупица-тупицей.

— Почему вы не поете? — спросил он.

— Я пою, — ответил я.

— По-моему, не поете.

— А я вам говорю, что пою.

— Во всяком случае, вас не слышно.

— Вот это точно, — ответил я. — Вы меня не слышите, потому что пою я в уме.

Он посмотрел на меня очень удивленно и сказал:

— Вы, вероятно, шутите.

— Маэстро, — ответил я серьезно, — я пою божественно.

Любопытно, что такой безусловно наделенный музыкальным чутьем человек, как Фурио Стелла, оказался неспособным понять столь простую вещь. Мои товарищи посмеивались втихомолку и, судя по всему, потешались надо мной, но иного от них и ждать было нечего. Мы как раз заканчивали исполнение хорала Палестрины, и у меня возникло полное ощущение полета, причем вовсе не в метафорическом смысле. Подойдя к окну, я хотел выпрыгнуть и полететь. Торговец картонажными изделиями подбежал и схватил меня за пиджак, сказав, что я, вероятно, страдаю головокружениями и лучше мне держаться подальше от окон. Я был ему благодарен, так как чувствовал, что у меня возникло какое-то гипнотическое состояние, какое-то перевозбуждение.

Фурио Стелла попробовал было уговорить меня петь обычным способом вместе с остальными, но я не пожелал быть как все. Почему это я должен петь, как какой-нибудь середнячок? Зачем ковылять, если можно бегать и летать? Легкость, плавность, глубина чувства! Мое искусство не уступало по гениальности искусству Палестрины. Музыка у него поверялась наукой. Я не могу объяснить это словами: расстояние между тем, что я здесь только что написал, и мысленным пением такое, как между Землей и Полярной звездой. Дистанция неодолимая.

Жене я не сказал о происшедшем ничего определенного, ограничился лишь сравнениями и намеками. Она, конечно же, стала на сторону Фурио Стеллы.

Я купил себе пистолет «беретту» калибра 7,65 с удлиненным стволом. 7,65 — малый калибр, применение такого оружия в целях самозащиты разрешено законом. Есть и ружья такие. Они называются духовыми. Их ствол несет пулю, как дыхание — голос. Ружье — штука серьезная, даже если оно малокалиберное (хотя пуля калибра 7,65 тоньше сувенирного карандашика, которые раздают в самолетах), пистолет же с коротким стволом бьет метров на тридцать или даже меньше. Зато с удлиненным — на сотню. В общем, пистолет с удлиненным стволом тоже штука серьезная, хоть он и малокалиберный.

Ты решил напугать меня, сказала жена, обнаружив пистолет в ящике моего стола.

Я убью тебя, старуха, сказал я с иронией в голосе.

Пистолет в ящике мне был нужен для того, чтобы жена осознала: я независим и поступаю по своему усмотрению, у меня есть свои идеалы, и я готов их защищать. Да, у меня теперь был еще один идеал, о котором я сейчас расскажу. Он появился как раз в последние дни моих занятий у Фурио Стеллы. Это была девушка. Именно там я с ней и познакомился — в спортзале Фурио Стеллы как-то вечером, в четверг, при других хористах. Я отвечаю за свои слова, говоря, что познакомился с девушкой (потом она стала моей девушкой) однажды вечером, в четверг, в спортзале на втором этаже начальной школы, где собирались хористы маэстро Фурио Стеллы. Я был одним из этих хористов. Девушка тоже. Именно там я с ней и познакомился. Никто ее мне не представил, потому что у хористов представлять не принято. Так уж у них водится, что, если появляется новичок, его просто встречают улыбкой. Таким образом, улыбки заменяют представления, хотя с помощью улыбки не узнаешь ни имени, ни фамилии. Так что в тот вечер, в четверг, я не узнал ни имени, ни фамилии моей девушки (моей возлюбленной). Она улыбнулась мне, я улыбнулся ей. Прежде чем она улыбнулась мне, ей улыбнулись другие хористы, и она поняла, что таков способ представляться в нашем кругу, ей пока незнакомом. В общем, я ее встретил и улыбнулся. То есть я ей представился, и она мне улыбнулась, вернее, тоже представилась. Так мы представились друг другу и познакомились. Это была наша первая встреча, И состоялась она благодаря моим занятиям музыкой. Музыка позволила мне встретить девушку и познакомиться с ней (с моей возлюбленной)! Ее белокурые волосы были зачесаны назад. В тот раз, в спортзале, на ней было голубенькое пальтишко с воротником из норки. Правда, могло показаться странным, что хорошенькая девушка, белокурая, с рассыпавшимися по плечам волосами, посещает кружок хорового пения, где обычно собираются люди более солидного возраста (во всяком случае, большинству из нас было уже за тридцать). И все же в тот вечер девушка пришла в спортзал, где собирались хористы Фурио Стеллы (в числе которых был и я). Там-то я и встретил ее. В тот четверг я увидел ее впервые. Серые глаза, белокурые (натуральные или крашеные?) волосы, распущенные по плечам. Не где-нибудь на площади, не в гостиной, не на улице, не в магазине (в табачном киоске, например, пли в кафе), не в автобусе или на концерте, а в спортзале начальной школы, куда я ходил петь и куда она тоже пришла петь, записавшись в хор.