Моника Талмер - Мириал. В моём мире я буду Богом

Рекс Гейран хвалил меня безмерно. Он умел это делать, как никто другой — небрежно и словно невзначай, как бы забывая об этом и повторяя на следующий день то же самое. Я знал со слов Мерс, как он умеет проникать в душу, и именно туда его не пускал. А даже если бы пустил — навряд ли для него там нашлось бы свободное место. Просто пришло время привыкать к похвалам, пустым и бессмысленным. Просто пришло моё время.

В этой роковой веренице, состоящей из последних дней, я и сам не заметил, как Элли сама по себе вдруг утратила для меня смысл. Она отошла куда-то на задний план, и я оказался полностью предоставленным самому себе и своим переживаниям. Я стал даже её избегать, понимая, что ничего нового у нас уже не случится, и созерцание собственного страдания стало для меня куда более интересным.

Я и сам не заметил, как пролетел этот год. Мистер Джек спросил меня, как я желаю отметить свой двадцать первый день рождения. Я неопределённо махнул рукой — мне было совершенно всё равно.

— Что с тобой, Гэл?-Вежливо поинтересовался он.-Разве ты не хочешь от души повеселиться?

— Я рад уже тому, что вам весело, Джек, -ответил я.

Прошёл целый год с того дня, когда я переступил порог этого кабинета, дрожа, как осиновый лист.

«Или ты не хочешь?»-Спросил меня тогда мистер Джек.

«Хочу», -чуть слышно ответил я.

Выбор сделал я сам, но как, скажите, я мог его не сделать? Как мог путник в пустыне, умирая от жажды, отказаться от стакана воды? Я боялся, с самого начала я боялся какого-то подвоха, и теперь понимаю, что не зря. Там, где Мерс Сейлор говорит голосом своих героинь и Алекс Коршунов сквозь пальцы смотрит на проделки своего Керта, того и гляди, случится беда. О ней говорило всё вокруг, просто кричало, и мистер С. был прав — я не мог этого не слышать. Но я упорно закрывал уши и говорил себе, что назад дороги нет. А вдруг она была, эта дорога? Вдруг я её не заметил, вдруг прошёл мимо, самонадеянно полагая, что меня минует всё плохое? Однако, кто, скажите мне, был обязан думать обо мне и меня жалеть? Мне обещали всё, что угодно, кроме одного — мне никто не обещал, что со мной всё будет хорошо.

— Я хочу пригласить на праздник всех жильцов, Джек, как год назад, -сказал я.-Конечно, если вас это не затруднит.

— Что ты, Гэл, нисколько не затруднит, -заверил он.-Для тебя -всё, что угодно.

С самого утра я лежал на диване, запрокинув голову, и ни о чём не думал. Кто-то звонил в дверь, периодически трезвонил телефон, но я не шевелился, ожидая шести часов. Теперь я получил право диктовать условия.

В пять тридцать я встал с дивана и направился в ванную. В пять сорок пять я оделся в дорогой костюм серого цвета, который с недавних пор висел в моём шкафу. В пять пятьдесят пять я бросил последний взгляд в зеркало.

Ровно в шесть я явился в ресторан. Все были в сборе, и я сдержанно выслушал поздравления и пожелания. Я сидел за столом и наблюдал, как один за другим ко мне подходят Рекс Гейран, Мерс, Рикки, Кэмели Хьюгз, Алекс Коршунов, Керт Хорбл, Джон Бёрк, Додди, Натали и многие, многие другие. Они казались мне призраками, живыми трупами, и я избегал смотреть им в глаза. Они недоумённо качали головами и отходили с какой-то опаской, словно боялись остаться рядом лишние несколько секунд. Чего же, интересно, они ожидали ещё? Разве сами они в своё время, осознав наконец, чем им придётся платить, не вели себя точно так же? Они привыкли, привыкли ко всему, значит, привыкну и я. Но это время должно ещё наступить.

Элли искоса наблюдала за происходящим. Я не реагировал ни на что, даже на её присутствие. Мириал хотел повеселиться, он хотел сделать вид, что ничего не случилось — пусть, на здоровье! Он нарядил меня в новый костюм и устроил шикарную вечеринку — что ж, он уже давно купил меня с потрохами. Я же буду вести себя так, как считаю нужным, и не буду улыбаться через силу только для того, чтобы доставить ему удовольствие.

— Что с тобой, Гэл?-Шепнула Элли, когда все расселись за столами.

— Ничего, -отрезал я.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Уже нет, Элли.

— Почему?

— Слишком поздно, -с раздражением ответил я.

Туда— сюда сновали официанты, доносились тихие звуки музыки, горели светильники на стенах. Всё это было год назад, всё было таким же точно, и все были такими же точно. Изменился только я. Во мне больше не было прежней восторженности и покорности, как будто у меня внутри случился пожар, который выжег всё живое, и я навсегда утратил способность радоваться жизни.