Моника Талмер - Мириал. В моём мире я буду Богом

Алекс махнул рукой:

— Сойдёт!

Керт продолжал вопросительно смотреть на Алекса.

— Ну чего ещё?-Спросил тот.

— Обоснуйте, падре, -развёл руками Керт.

— Ладно, -вздохнул Алекс.-Ты…ты… ты смеёшься над вечной любовью…

— Отлично, подробнее.

— Ты утверждаешь необходимость жить сегодняшним днём, не лишать себя удовольствий, не доверять идиотам вроде тебя, и… ты напоминаешь о скоротечности жизни.

— Гениально, мастер! -Воскликнул Керт. — Гениально!

— Ладно тебе, -пробурчал Алекс, -мне лишь остаётся надеяться, что это займёт у тебя некоторое время и ты оставишь меня в покое хоть ненадолго.

— Ну, нет, друг, -Керт сверкнул зубами. — Не надейся — я буду приходить делиться подробностями.

Он встал со стула и отвесил лёгкий поклон.

— Был рад, -сказал он мне и удалился. Я посмотрел ему вслед со смешанным чувством отвращения и интереса.

— Ну, кто по-твоему это был? -Спросил меня Алекс.

— Керт, -ответил я.

— Да, Гэл, это был Керт -мой дамоклов меч и моя удавочная петля. Он никогда от меня не отстанет.

— А его нельзя… уничтожить?-Спросил я и сразу же жутко испугался своего вопроса. А вдруг Керт ещё не ушёл? Страшно подумать, что будет!

— Уничтожить его можно, -ответил Алекс, — но для этого его надо убить живьём, в один из вечеров, понимаешь? Не на бумаге, а только вот так. Я сам сделал его таким неуязвимым.

Тут мне действительно стало не по себе — меня мучил один вопрос.

— Скажите, Алекс, -спросил я, — а куда он ушёл? Он что, действительно делает те вещи, о которых вас спрашивает?

— Да, -отрешённо сказал Алекс.

— Господи, он что, в самом деле просто так гуляет по миру, по-настоящему? -Ужаснулся я.

— Да, -ответил Алекс. — Но не по миру. Мы заключили с ним договор. Он никогда не выходит отсюда.

Стакан выпал из моей руки и со звоном разбился. Я с ужасом уставился на кроваво-красную лужицу на полу. Не было необходимости уточнять, откуда не выходит Керт Хорбл. Было понятно и так — он никогда не выходит из Мириала.

— И ты поверил во всё это, Гэл? Купился на такой дешёвый трюк? -Мистер Джек расхохотался и откинулся на спинку кресла.-Керт Хорбл, матерь божья! Тебе сколько лет?

— Скоро будет двадцать, сэр.

— Не так уж мало!

— Но… откуда же…

— Господи, да он договорился с дежурным по этажу! Тот показался ему подходящим, он вырядил его в голубой костюм, причесал, и -вперёд, дурачить людей!

— Правда, сэр?

— Ну конечно! Хочешь его увидеть?

— Ну…

— Одну секунду. -Мистер Джек снял телефонную трубку и набрал номер. — Том, ты на месте? Загляни-ка ко мне, дружок.

Я опустился в кресло и поджал губы. Через две минуты дверь открылась, и в кабинет зашёл вчерашний Керт Хорбл собственной персоной в униформе цвета беж и растрёпанными волосами. Его лицо ничего не выражало.

— Том, -обратился к нему мистер Джек, — в котором часу сегодня прибудет господин Гейран?

— В семнадцать ноль-ноль, сэр, -ответил Том.

— Я хочу, чтобы в квартире его ожидала недельная подборка газет со статьями о нём.

— Я позабочусь, сэр.

— Окей. Иди, ты свободен.

Том вышел, так на меня и не взглянув.

— Ну что? -Спросил мистер Джек. — Убедился?

Я кивнул головой, но всё-таки не очень уверенно. У Тома были совсем другие глаза.

Прошло две недели, и наступил день моего рождения. Мне исполнялось не много не мало — двадцать лет. Тонита всё время была занята и где-то пропадала — наверное, искала мне подарок и добывала текст для пробы на роль в фильме Гейрана. Я сидел дома и скучал, отчаянно надеясь, что «это» вновь ко мне придёт. Тонита добыла книгу Алекса Коршунова, и у меня появилось занятие — изучать его мрачную философию. Его Керт умудрялся проникать везде и всюду, оспаривать вечные истины и опоганивать святыни, и делал это с такой железной логикой, что при желании это можно было принять как основу понимания жизни. Но такого желания у меня пока не было, и поэтому я просто наблюдал за похождениями моего нового знакомого и содрогался от самого факта возможного близкого соседства с таким типом.

Например, в одной истории Керт является к молодому талантливому поэту и предлагает сделку — он обещает ему всемирную славу и требует взамен всего-навсего одно почти бесполезное качество — бескомпромиссность. Поэт, уставший от бесплодных попыток обратить на себя внимание человечества, с радостью соглашается. И тут для него начинается настоящий ад. Он идёт на свой первый компромисс, когда в угоду издателю переделывает свою поэму и издаёт её в таком виде. Дальше — больше. За возможность издания следующей книги, сборника стихов, он соглашается жениться на дочери издателя, которую он, очень мягко выражаясь, не любит, надеясь, что это явление всё же временное. Но самое страшное ещё впереди — он идёт на компромиссы везде и всюду, он уступает себя по частям всем и всему, что его окружает. Он теряет себя, свою основу, свою сущность, своё мироощущение и возможность творить. Капля за каплей из него вытекает талант, и начинается падение. Керт наблюдает за этим, весело хихикая и подсовывая всё новые и новые комбинации, заставляя поэта предавать, клеветать, богохульствовать, и даже убивать. Но условия договора соблюдены железно: поэт знаменит, и, следовательно, всё по-честному. Продолжая насмехаться, Керт, улучив момент, показывает поэту судьбу, которая ждала бы его, не согласись он на эту роковую сделку — оказывается, до славы ему оставалось всего ничего, и, не поддайся он искушению, жить бы ему прекрасненько в согласии с самим собой, с любимой женой, с понятливым издателем и без греха за душой. Ан нет, захотелось быстрой славы! В конце истории больной, измученный, преследуемый за убийство поэт с огромным трудом находит Керта и умоляет его вернуть ему его бескомпромиссность и взять взамен всё, что он только пожелает. Но нет — Керт присвоил себе это качество в общем-то, честным путём, и поэтому ни на какие компромиссы с поэтом не идёт.