Егор Радов - Якутия

- Прощайте, друзья! - воскликнул Август. - Передайте там привет Ване и Дробахе, как только увидитесь! Я пошел.

- Вы когда-нибудь летали на этой штуке? - спросил Софрон у Головко, когда тот был уже в проеме входа в вертолет. Абрам Головко обернулся и сказал:

- Я всегда летаю без штук, мой глупый сослуживец. Во сне я даже был баллистической ракетой.

- И вы думаете, все будет нормально?

- Ну конечно! Ведь там высь!

Небо было вокруг них, когда они летели вперед к другим событиям своего прекрасного пути. Вертолет тарахтел и дребезжал, как какой-нибудь шумный строительный агрегат, который забыли выключить беспечные рабочие, обрадовавшиеся весне; летчик решительно нажимал на рычажки и кнопки, устремляя свою машину серебряного цвета вдаль с почти реактивной скоростью; справа сияло солнце и слева сияла луна, и непонятно было, что из них отражает что; и все было блекло-сияющим и сизым, словно на некачественной цветной фотографии; и тундра внизу выглядела, как какое-то единоцветное бесконечное поле> в котором, если приглядеться, можно было усмотреть разные оттенки, складывающиеся в общий фон, как в красивой ткани, состоящей из самых различных ниток, сочетающихся в один пестрый монолитный цвет, уже практически неразложимый ни на какие другие.

- Это - рай тундры, это - поднебесье севера, это - вершина света земли, - шептал Головко.

- Я люблю лететь, я чувствую страх, я зрю смысл. Полет есть серия падений, каждое из которых рождает взлет. И мы качаемся в воздухе, как в божьей колыбели, и рука, нас качающая, есть бензиновый механизм. Преодолеть ветер значит оказаться где-нибудь еще.

- Что вы делаете? - спросил Софрон Жукаускас, пристегнутый ремнями к креслу. Головко отвернулся и плюнул.

- Я так хочу есть, что я, наверное, свихнусь. Эти гады в Кюсюре ничем не кормили! - воскликнул Жукаускас.

Головко открыл рот и высунул язык. Из его глаза выкатилась слеза.

- Вы плачете?!

Пилот сурово сжимал штурвал, и не обращал внимания ни на Жукаускаса, ни на Головко. Он был в кабине, они же сидели в узком салоне, где не было ничего, кроме большой лейки коричневого цвета. Салон плавно переходил в эту кабину, завершающуюся широтой синего простора в сферической оконной открытой вертолетной передней части, и был похож на сумеречный туннель смерти, заканчивающийся слепящим выходом в воскресительный новый свет, или на глазной нерв, пробивший себе путь сквозь череп в ширь закругляющегося самим собой перед миром глаза. Пилот, сидящий в высоком кресле был одет в красный шлем, на котором было синими буквами написано <���Мирный ЗУ-ЗУ>. Жукаускаса вдруг обуял дикий животный страх.

- Все впустую! - крикнул Головко жалобно. Пилот повернулся прямо в кресле и посмотрел на них, улыбнувшись.

- Это - сверхскоростной, гениальный американский вертолет! - отчетливо произнес он. - Мы скоро прилетим в прекрасный Мирный. Видите - заправляться по пути и не надо!

- Вы управляйте!.. - озабоченно воскликнул Софрон. - А то мы будем падать!..

- Спокойствие! - рявкнул пилот. - Я включил автомат. Скоро я повернусь. Да и нужны вы мне! Но смотрите: если кто-нибудь узнает, что я такое делаю, считайте, что вы трупы.

- Так точно! - подобострастно проговорил Софрон. - А что такое <���зу-зу>?

Пилот рассмеялся и ответил:

- <���Зу-зу> называется специальная экологическая служба тундры. Она охраняет численность мошки. Жукаускас сморщился.

- Вот именно, приятель мой, на хер эта мошка, ее и так до фига, верно?! Гадость такая!.. Я б ее всю переморил. Да в Мирном ее и нету, не осталось. Ее вывели, и правильно сделали, а <���зу-зу> развыступалось, доказывая, что нарушили какой-то хренов баланс. Но ни черта не нарушили, еще лучше стало. Она вся вымерла от жары, вот и слава богу!

- Отлично! - крикнул Жукаускас.

- Как отлично? Ты что хочешь сказать? В конце концов, <���зу-зу> - моя фирма, и я не позволю говорить всякую дрянь... Это уж мое дело, куда я летаю. На бумаге я изучаю наличие мошки. Но ведь ее и так полно?

- Конечно! - крикнул Жукаускас.

- Да помолчи ты!

- Послушай, - вдруг сказал Головко угрожающим тоном, - помолчал бы ты сам!

Пилот быстро поглядел на Абрама и недовольно повернулся обратно.

- Спасибо вам!.. - растроганно пробормотал Жукаускас.

- Да ну! - мрачно произнес Головко и хлопнул ладонью себе по колену.

Они летели и летели под шум стрекочущего, надоедающего своей надежной громкостью, мотора. Казалось, что беззвучие может существовать только во сне, или вне всего. Фоном жизни стала вечная машинная вибрация. Внизу опять началась лесотундра с чахлыми лиственницами и кривыми хилыми пальцами. Полярный день стал превращаться в приполярный вечер. Вертолет был крепким и ладным, как великолепно произведенный, выставленный в витрине, какой-нибудь красочный товар, на который указывает своим длинным крашеным ногтем характерная большеротая фотомодель. Наверное, он мог выдержать настоящую войну. Жукаускас мрачно посмотрел на иллюминатор и закрыл один глаз.