Александр Айзенберг - Imperium

– Да, Гай, так вот… Я в последнее время вижу какого-то странного человека… среди не менее странных людей и обстановки… Это не наше время. Да. Не наше время. Потому что я вижу, что все происходит в Риме… каком-то другом, но Риме. И эти люди – они – италики. Варварская речь… одежда… манеры. Все крайне убого. Почему-то возникает ощущение, что они подражают нам… а он – этот человечек – мне…

– А он тебя видит, цезарь?…

– Да… Я думаю, нет, я знаю! да. Он смотрит на меня… – принцепс задумался, вырвал волосок из носа, засмеялся и сказал: – Я понял, он подражает мне… пытается повторить, но не как в цирке, а всерьез. Правда, получается, как у обезьяны – еще смешнее, но он старается!

Петроний захохотал, при этом стараясь не испортить прическу, было смешно и страшно – что же хочет сказать всем этим рыжее чудовище – А что еще мы могли с Агриппиной родить? – сказал его родной отец Домиций Агенобарб. Петроний почувствовал холод – леденящий холод ужаса – добрый – добрый смех императора… Вино растекалось… растекалась лужа… красная лужа…

– Этот человек… Я вижу и его мысли. Он все время выпячивает подбородок, сжимая зубы. Никогда он не в состоянии сразу ответить на вопрос. Потому что в это время он думает, как он сжимает зубы, как выглядит со стороны его подбородок – достаточно ли по-римски – о, это и есть, по его мнению, римская доблесть. С этими сжатыми зубами у него абсолютно обалдевшее лицо, но те балбесы, что рядом – те сжимают зубы еще сильнее. Они прелестны, Петроний. Как они машут руками! А, это делается так: они подпрыгивают, хлопают при приземлении пятками, машут головой… ну, тем, что они называют головой… затем выкидывают вверх руку и что-то кричат. Все это желательно делать с выпяченными зубами. Челюсти дико лязгают – они считают, что так приветствуем друг друга мы. Что ты скажешь, Арбитр?…

____________________

Ноги шли – каждая сама по себе. Нога… нога… и палка. Шаг, шаг и шаг. Серая пыль, черная пыль; кроваво-черные раны на ногах, засохшие и сочащиеся – оббитый наконечник палки, равномерно и бессмысленно стучащий, как время… как время… неумолимо…

____________________

Бенито Муссолини сидел за своим большим столом – огромный стол – и не знал, что делать. Он прочел уже все газеты. Все прочел. Бездарные писаки. Куда им до него. Вот он – огромный талант. Не то, что они. Дуче сжал зубы. Посмотрел в зеркало. Да, вот так. Еще сильнее. Теперь – да. Теперь он выглядит, как римлянин. Как настоящий…

Перед зеркалом щелкнул каблуками… выбросил руку… и увидел… – да, опять увидел…

Это он. Он. Тот самый. Который распинал христиан. Вот – Он. Великий император…

____________________

От восторга у него сперло в груди. Он закашлялся, и цезарь исчез. Исчез!… А ему хотелось… Дуче закатал рукав и напряг руку.

____________________

Вот это мышцы!…

____________________

Он закатал другой рукав. Сравнил руки. Напряг их обе. Обратил внимание, что челюсть отвисла, опять сжал зубы и выпятил подбородок… О – оо! Выставил ногу вперед… Смех был противный. Даже очень.

Дуче увидел рядом – рядом! – О, совсем рядом! – невысокого роста, небритого, в пурпурной тоге – нет, этого не может быть?!… – Нерон!. Это – Нерон! Тот самый – мамма миа – Санта Мадонна – Нерон!

____________________

Я умру от счастья! Я не переживу такой радости! Это – Нерон!

____________________

Слюна потекла по подбородку на воротник мундира. Бенитто Муссолини ничего не чувствовал – он забыл про зубы и про подбородок – с отвисшей челюстью диктатор восторженно смотрел на хохочущего – настоящего – а какого же? – императора Рима.

– Ты здесь… Ты здесь!… Какое счастье!… Чудо… Чудо…

– Закрой рот – мне неприятны твои слюни. – Нерон поморщился.

– Можешь сжать, наконец, свои римские зубы.

Муссолини лязгнул челюстями, как капкан для волков.

– Прелестно, дурачок, прелестно. Так. А теперь, милый, расскажи мне, кто ты?…

– А– вва – вва… бе…

– Послушай, от тебя не требуется, чтобы ты излагал свои мысли по-гречески. Я даже не настаиваю на варварском варианте латыни, но разве ты можешь только блеять? Или это новая мода? – Цезарь запрыгал на одной ноге к дуче, сделал ему козу и, отпрыгнув, раздраженно сказал:

– Ну, тупица, ты хоть что-нибудь скажешь? – сочувственно посмотрел на счастливого мычащего хозяина огромного кабинета, похлопал его по лбу и добавил:

– Тебе сложно быть даже рабом. Раб – Instrumentum vocalum -. орудие говорящее… А ты?… Ты, наверное, скот – Instrumentum mu-tum – да! орудие мычащее – бедная скотина!…