Александр Айзенберг - Imperium

____________________

Двадцать пар гладиаторов Децима Лукреция Сатрия Валента, бессменного фламина, и 10 гладиаторов Децима Лукреция, сына Валента!

____________________

И не только кровь… нет… нет, он был уже не тот, каким был, когда пришел сюда; он стал одним из толпы, с которой смешался, он стал истинным товарищем тех, кто притащил его сюда… Он сумел. Я завидую ему? Он слился с людьми. Да, нет – с толпой… с людьми… Это – безумие. Нет, он с людьми… Страшный мир – подальше от него… Пустыня… Это – рай??… Господи, как же…

____________________

«…Он смотрел, кричал, пылал, оттуда он взял с собой заразившее его безумие, он приходил вновь и вновь и не только вместе с теми, кто когда-то привел его сюда, но и раньше их, увлекая других за собой».

____________________

Тридцать пар гладиаторов – квинвеннала Гнея Аллея Нигидия Майя и их животные. Будет и травля. Да здравствует Май квинвеннал!

____________________

Огонь! Огонь!!!… Бешеное пламя, жадное – ступишь к нему, и пожрет оно тебя… Защити же нас, Господи…

Человек шел, постукивая посохом… Слепой шел на трех ногах. Из выколотых глаз падали вишневые капли… по одной капали в пыль… Он слышал хохот певицы ужаса – та хохотала и радовалась – как? как? и пела ему, провожала своими песнями… Ему казалось?…

____________________

Матрона подползла к ложу Петрония и смотрела на него снизу преданными глазами. Наступила пауза… Тем не менее ему лежать было удобно… вполне удобно – почему не подождать? Наконец, она произнесла нежным чувственным голосом: – Арбитр, почему ты молчишь? Оцени меня!

Петроний расслабился. Любая неопределенность смущала, даже раздражала его. Он ценил, любил, был в восторге от состояния наслаждения или по крайней мере внутреннего и внешнего покоя, смягченных максимальными удобствами.

Матрона была хороша. Оливковая мягкая кожа без единой светлой полоски. Поразительной гармонии достигла она и те, кто массировали, умащивали ее тело: ни одной лишней жиринки не мог по справедливости найти его объективный взгляд, но она и ни в коем случае не была худой или излишне сухощавой – только плавными были изгибы – нигде не было резких переходов – никакими гимнастическими мышцами не была обременена она, но тело было упругим – Божественным равновесием обладало оно, или неимоверными были труды по достижению такого результата, – пусть! Юпитер Капитолийский свидетель – он Гай Петроний, названный Арбитром, не мог найти изъяна.

– Дорогой Гай, твое молчание… неужели оно свидетельствует о каких-то скрытых…

Петроний развернулся на ложе почти стремительно – вошел император. Как всегда, с трехдневной щетиной на круглом бородатом лице. Небольшая борода и щетина. Говорил он негромко, с приятной хрипотцой:

– Твоя строгость… – принцепс стал гладить ноги матроны… бедра… грудь была безупречной… опустил руку ей на лицо… она целовала его белые полные пальцы с рыжими волосками… – слишком велика. По-моему, она почти безукоризненна. Но я хотел с тобой поговорить, Гай. Причем, это не дела, и не сон. Нечто непонятное…

Петроний забрал серебряный бюстик, на котором ювелир выбил:

– у обладательницы столь замечательных пропорций, прервав ее страстный поцелуй сего образца верноподданнического искусства, демонстрирующий ее готовность перейти к оригиналу: «Милая, прервись на некоторое время. У цезаря есть ко мне вопросы. Если тебе нетрудно…»

Гость очнулся от своих мыслей и, наблюдая за удаляющейся спиной… ногами… и иным… матроны…, попросил:

– Но не очень далеко. Мы непременно сегодня вынесем решение. И есть все основания думать, что оно будет благосклонным.

Дверь закрылась. Петроний вздохнул:

– Ее взгляд был таким, что мне захотелось встать с ложа! Побежать за ней!! И вернуть!!!

– Да – а! Замечательная… Но сейчас не о ней…

Петроний изобразил максимальное внимание. Впрочем, он, действительно, слушал. Все опаснее было находиться рядом с приемным сыном Клавдия. Божественного Клавдия.

____________________

Ну, это еще, собственно говоря, дело его покойной мамочки – Агриппины. Но ее– то – уже он. Семейные дела… Это их дела, в конце концов… Что же он хочет?… Сколько можно чесаться?… Впрочем, что это со мной?… Трехдневная щетина жутко чешется. Он уже привык. Спокойнее…

____________________

Серебряная чаша упала на пол с мелодичным звоном. Вино разлилось. Красное вино…