Юрий Фанкин - Ястребиный князь

Дверь растяжисто зевнула.

Полковник разлепил глаза, приподнялся и спросил сиплым, застоявшимся голосом:

– Уже встал? В такую-то рань?

– Какая рань! – сказал Полудин. – Скоро полдень.

– Будешь лечиться?

– Обойдусь чайком. Пока вы дрыхнете, дойду до Озера.

– Ну-ну… – безразлично сказал Полковник и уронил голову на подушку.

Полудин вскипятил воды и, приладив осколок зеркала на солнечном подоконнике, начал выбривать посеребренную щетину. Тискал пальцами лицо, приглаживал прическу, даже с интересом взглянул на флакон французского одеколона. Казалось, он собирается не на охоту, а с юношеским тщанием готовится к любовному свиданию. Без особого удовольствия, скорее по привычке, попил крепкого чая, раздумывая, куда ему пойти сначала: на Озеро или на кордон, к Ерофеичу?

Среди сваленного грудой охотничьего снаряжения нашел свою сумку, патронташ и, перебирая гладкие тяжеленькие патроны, вдруг вспомнил, как когда-то отец, желая сделать из него настоящего охотника-следопыта, а не просто азартного стрелка, выдавал только по одному патрону. Полудин подумал и, желая испытать себя, сунул в карман патрон четвертого калибра.

Прежде чем выйти из избы, он, по русскому обычаю, присел. Потом, нагнувшись под притолокой, вышел в коридор, отвязал Квитку, прикорнувшую возле миски с молоком, и с чувством душевного облегчения выбрался из полумрака на светлую волю.

От нагретой земли шел струйчатый пар. На оконечьях темно-зеленых еловых лап сверкали бисеринки. Птичий хор заполонил омытый дождем весенний лес, и в этом несмолкаемом переливчатом журчанье невозможно было различить отдельную трель овсянки, теньканье пеночки, нежный зазывной голосок малиновки… И только кукушка-горюнья, отсчитывающая годы, выделялась среди широкого радостного распева.

То и дело останавливаясь, Полудин склонялся над красно-синими колокольчиками медуницы, в которых работали своими хоботками сосредоточенные пчелы, вглядывался в еще зеленые бубенцы ландышей, удивлялся желтоглазой, с длинными лиловатыми ресничками, сон-траве… В какой-то момент он забывал о цели своего похода, и только ружье, оттягивающее правое плечо, иногда задевающее стволами ветки, напоминало ему о таинственном и пока неуловимом ястребином князе.

На свороте к кордону, обозначенном косой тропкой, Полудин остановился, подумал и все же, не желая изменять выстраданному охотничьему желанию, продолжил свое движение к Озеру.

Чем ближе он подходил к Озеру, тем навязчивее и острее делалось ощущение, что за ним кто-то следит пристальными лесными глазами. Не выдержав, Полудин оборачивался, вглядывался в лиственные мелочи с ельником, в широкие стволы деревьев, способные укрыть человека, но никого не видел.

Когда впереди показались синие просветы, говорящие о близости большой воды, и навстречу пахнуло запахом тины и свежей рыбы, Полудин, опережая события, загнал в ствол единственный патрон с крупной дробью и, держа ружье на весу, пошел дальше.

И вдруг окаменел, не в силах шагнуть. Чуткая Квитка тоже замерла на месте, поглядывая, как и охотник, вверх.

Метрах в пятидесяти на матерой сосне, открыв крылья теплу, идущему от Озера, сидел ястребиный князь.

Князь не увидел охотника, но почувствовал его взгляд, настойчивый, прицельный. Забеспокоившись, он стал торопливо переступать лапами на суку, готовясь, обманывая человека, камнем свалиться вниз и, не долетев до земли, метнуться в сторону…

Брать птицу на мушку не было времени. Охотник торопливо передернул затвор и ударил не целясь, с поводком. Полудину показалось, что в последний миг его несильно подтолкнули в плечо.

Сквозь быстро тающий дым он увидел, как белым скособоченным парашютом падает большая птица, и, оглянувшись, заметил, как в заросли малинника юркнул человечек в лаптях.

Услужливая Квитка, скульнув, метнулась к ястребу. Понимая, что даже раненый князь не по силам притравленному к малой дичи спаниелю, Полудин крикнул:

– Тубо! Фу!

Князь упал на землю, подпрыгнул и, волоча крыло, попытался скрыться в мелятнике. Полудин закинул «ижевку» за спину и, еще раз предупредив Квитку, подбежал к ястребу.

Горячась, он попытался схватить князя так, как берут обычно не в меру драчливого петуха, но князь, угадав движение, быстро вцепился в правую руку. Полудин попытался освободиться от захвата левой рукой, но и эта рука была тут же схвачена когтистой лапой.

Охотника сковали живыми наручниками.