Сергей Герасимов - Бесплатный вальс во дворце привидений

Наконец, они пропустили снимки через машину и поняли, что имеют дело с растущим и формирующимся существом. С личинкой неизвестного науке паразита.

– Только резать, – сказал Шпорт, – чем раньше тем лучше. Мы не знаем, что это, но оно ест девочку изнутри. Это может стать непоправимым, или уже стало. Оно ведь не только ест, но и выделяет продукты жизнедеятельности.

Оно отравит весь организм. Первыми полетят почки.

Шпорт все еще не понимал главного. Это сьест не только почки. И операция здесь не поможет.

Но сперва ее повели к гадалке. Посмотрев снимки, гадалка вдохновилась.

– Это ункуб, – сказала она, – ой-ой-ой! Гдеж ты его подцепила? Это жуткий зверь. Впервые сама вижу такого. Моя бабка видала – раньше ункубов было больше. Бабка видала троих, если не врала. Если он родится на свет… Скажи, девочка, ты когда-нибудь чувствовала ужас, которому нет названия в человеческом языке?

– Постоянно, – ответила Э. – А что будет, если он все-таки родится на свет?

– Не родится. В старые времена таких как ты удавливали или усыпляли.

Теперь вроде делают операции. Но это очень больно, ты не можешь представить себе, как это больно. Даже я не могу представить, что чувствуешь, когда ункуба выдирают. Этот хряст и хруст… И когда лопается каждая жилка, тебе кажется, что от боли лопаются твои глаза.

– Но если родится?

– А если он родится, малышка, то может погибнуть все. Все, что сделано за века. Это абсолютная сила. Это маленькая вселенная.

Мамаша Э начала всхлипывать.

– Вы набиваете себе цену, – сказал отец, – красочно, но не убеждает.

«Лопаются глаза!» Чтоб твои собственные лопнули!

– Но ункуб это духовное существо, – продолжала гадалка, – это не зверь из мяса и костей. Обычная операция тут не поможет. Разве что операция на мозг.

Тень на фотографиях – это просто проекция из мозга. Пробуйте пить успокоительное.

– И все?

– Нет, есть хороший способ. Но за дополнительную плату.

Э попросили уйти и дальше говорили без нее.

– Есть три удавки, которые душат зародыш ункуба, – рассказала гадалка. —

Три удавки: тяжелый труд, развлечения и суета. Одной удавки мало. Пусть она работает до упаду, а когда не сможет работать, подсуньте ей телевизор или мальчиков, но поглупее, попроще, пусть она читает газетки и болтает по телефону, пусть будет побольше пива, слюней и секса. И ни на минуту не давайте ей быть одной. Ее сознание должно выключится. Она должна стать животным. Усталым, но довольным животным. Это не поможет, если вы не организуете ей что-то такое, ради чего она бы постоянно суетилась. Она может работать и думать, может читать газету и думать, может давать себя лапать и все равно думать. Но нельзя думать когда суетишся. Вы меня поняли? Ункуб умрет, когда она разучится думать. Все дело в мозге. Или вы хотите, чтоб ей отрезали половину головы?

Они поняли. Они увезли ее в другой город на два месяца.

Когда они вернулись, оказалось, что ункуб сжался вполовину. С операцией решили повременить.

Э сразу же пришла на башню.

Она была спокойной, дельной и грустной.

– Я хочу попросить, – сказала она, – зови меня. Зови меня тогда, когда я начну тебя забывать. Зови меня тогда, когда мне будет плохо. Но не слишком часто. И никогда не делай того, что в прошлый раз. Я умру, если ты не позовешь. Просто позвони и я услышу твой колокольчик.

Но она пришла не скоро. В первый раз она была очень простужена, во второй раз с поврежденным запястьем, в третий у нее в душе стоял заслон, сквозь который невозможно было проникнуть. В ней появилась враждебность. Она принесла с собой нож, и нож был отлично наточен.

– Как мне все надоело. Я уже ненавижу всех и себя в том числе. Я бы хотела быть тобой, – сказала она.

Он пожалел, что она не сказала «с тобой».

– Такой так ты, – в тебе есть что-то вселенское, ты знаешь? Я кусаю яблоко и в нем тоже ты. Ты во всем. Люди не могут быть такими. Я бы хотела иметь свою башню хотя бы с одним колокольчиком и не видеть никого рядом. Я бы улетела, если бы могла летать. Когда я умру, стану ли я такой как ты? Я хочу стать призраком после смерти. Ты дашь мне колокольчик?

Он не обратил внимания на нож даже тогда, когда Э занесла его. Она стала резать основную веревку колокола. И колокол замолчал.

– Мы больше не встретимся, – сказала она, закончив. – Ты не будешь меня звать.

Он чувствовал, как Э уходила. Это был уход навсегда. Но его волновала собственная боль. Ведь его жизнь на башне имеет смысл только если колокол может звонить. Ни одна женщина не может сравняться с его колоколом. Колокол абсолютен. Он сразу же начал сращивать веревку. Физическое сращение заняло лишь несколько секунд, а настоящее могло не завершиться никогда.