Конечно, Старенькая Леечка прослезилась, но это ничего не значило: в доме столько раз видели её плачущей, что все давно привыкли к этому. Старенькая Леечка с утра до вечера только и делала, что проливала слёзы. Многие считали, что она даже способна плакать по заказу: попроси — и будто дождик польётся.
— Признаюсь, — внезапно улыбнувшись сквозь слёзы, продолжала Старенькая Леечка, — я приготовила для Вас подарок, который… который сама считаю бесценным, хотя другим так, может быть, и не покажется. Все ведь давно привыкли к моим слезам! Я с утра до вечера только и делаю, что их проливаю. Многие считают, что я даже способна плакать по заказу: попроси — и будто дождик польётся. — Тут она лукаво посмотрела на всех присутствующих и добавила: — Это действительно так. Но вчера, когда я подумала о том времени… я заметила, что на пол скатилась всего одна моя слеза — это была непрошеная слеза. Её я и хочу подарить Вам.
Присутствовавшие посмотрели на Старенькую Леечку с осуждением: по их мнению, являться с таким подарком на годовщину Засушенного‑Букета‑Красных‑Роз было даже и не очень прилично. Уж для такого‑то случая следовало бы подготовить что‑нибудь поинтереснее.
Но Засушенный‑Букет‑Красных‑Роз, принимая от Старенькой Леечки непрошеную слезу в чёрном бархатном футляре, поклонился ей и растроганно сказал:
— Спасибо Вам. Мне ещё никогда не дарили непрошеной слезы.
А потом он раскрыл футляр, вынул оттуда непрошеную слезу и, соблюдая всяческие предосторожности, повесил её на один из своих сухих стеблей.
И всем тогда на мгновение показалось, что нежный аромат красных роз снова наполнил комнату.
Дурацкой Бахрому только называли — на самом деле ничего такого уж дурацкого в ней и не было: бахрома как бахрома. А что болтается в разные стороны — так покажите мне бахрому, которая бы не болталась! Не бывает такой бахромы на свете — так что нечего и обзываться.
Но уж коль скоро Дурацкую Бахрому так называли, придётся и нам её так называть… иначе те, кто называет её Дурацкой Бахромой, когда будут читать эту сказку, не поймут, о какой бахроме идёт речь. А потому скажем прямо: речь в этой сказке идёт о бахроме, которую многие вокруг называли Дурацкой Бахромой.
Дурацкая Бахрома висела на одной невероятно красивой шали и болталась. Просто болталась в разные стороны — и всё. Внимание на неё мало кто обращал: ну, болтается — и пусть болтается. Только уж какие‑то совсем праздные прохожие, которым было вообще нечего делать, иногда подходили к Дурацкой Бахроме и спрашивали:
— Болтаетесь?
— Да, болтаюсь! — болтаясь, беспечно отвечала Дурацкая Бахрома, не зная, как тут ещё можно ответить.
После этого некоторые уходили, другие же оставались и опять спрашивали:
— А чего болтаетесь‑то?
Таких вопросов Дурацкая Бахрома, надо сказать, совсем не любила, потому что ответов на них не знала. Попробуйте‑ка найти ответ на такой вот вопрос! Однако, поскольку что‑то отвечать всё‑таки было надо, она напрягалась и отвечала как умела:
— А того болтаюсь, что работа у меня такая.
Обычно ответ этот не принимался: сразу начинались всякие возражения вроде того, что работать — одно, а болтаться — совсем другое и что подобные вещи путать ни в коем случае нельзя. Тут Дурацкая Бахрома совсем терялась — и разговор заходил в тупик, где и находился всё оставшееся время.
Да и правда, поди объясни посторонним, что работы всякие бывают! Бывают даже работы, которые вообще выглядят как отдых, только никакой это на самом деле не отдых. Например, работу на кондитерской фабрике очень даже легко можно за отдых принять: стой себе и лепи конфеты — некоторые на конвейер клади, а некоторые — себе в рот. Однако с кондитерской фабрики всё равно люди домой очень усталыми приходят, — и самое страшное, что на конфеты уже и смотреть не могут. Предложишь кому‑нибудь с кондитерской фабрики конфету, а он начинает руками махать и кричать: «Нет, нет, лучше закопайте меня в землю живьём! Лучше отдайте меня на растерзание аллигаторам! Лучше заведите меня в дремучий лес и бросьте!..» Получается, не очень‑то это отдых — работа на кондитерской фабрике!
Между прочим, болтаться тоже не так просто, как кажется. Иные думают: вот бы мне такую работу— весь день напролёт болтаться! Болтаешься и болтаешься — красота… А красоты‑то и нету никакой. Совсем наоборот: поболтаешься немножко — и начинает голова кружиться. Иных даже тошнит, как после карусели.
Читать дальше