Анатолий Приставкин - Первый день – последний день творенья [сборник]

Здесь собралось уже много народу. Хватальщики с сачками, ребятишки с корзинами – все, чтобы схватить случайно выпавшую из сети рыбку. Тут же и прасолы, они мирно беседуют, но в то же время подозрительно следят друг за другом.

– Разымай! – кричит атаман, и вмиг все перестроилось.

Рыбаки бросились к сетям и стали плечом к плечу, тут уж сброшены последние рукавицы. В мерном темпе закачались из стороны в сторону двенадцать рыбаков, перебирая сети. Минуту-другую работа протекает молча, темп нарастает, люди тяжело дышат, в морозном воздухе над ними стелется пар. Вот на крыле забилась первая рыбка. И один рыбак негромко выдавил из себя: «Первая!» И все подхватили вдруг: «Пер-вая! Пер-вая! Пер-вая!»

Появились новые слова: «Тя-ни», «Ско-рей», и каждое слово повторялось несколько раз всеми, и это слабое бормотание помогало работе. Оно, как прибой, создавало ритм.

Хватальщики не зевали, за каждой упавшей рыбкой тянулись сачки, счастливый получал рыбку. Прасолы, как сычи, глядели в глубь изволоки и прикидывали улов.

– За десять рублей пойдет?! – вскрикнул один, и в ободряющем бормотании появилась ругань, хором повторяемая всеми.

– Даешь двадцать пять! – односложно ответил атаман, и артель забормотала, ускоряя ход рук:

– Двадцать пять! Двадцать пять!

– Сколько меньше?! – кричит прасол.

– Окончательно двадцать, и больше разговаривать не будем.

Разговор прекращается. Это значит, что артель продает счастливую тоню в воде за двадцать рублей. Срок торга две-три минуты, тоня – это счастье, и цена на нее меняется по мере появления в ней рыбы.

Рыбаки становятся все прямее, бормотание прекратилось, и работа под конец протекает молча, только руки ходят еще быстрее. Рыба на крыле уже катится валом, на лицах рыбаков радость удачи.

– Прочь! – теперь кричит хватальщикам атаман, и горло кормы очутилось в руках тягловцев. Тоня окончена. Остается вычерпнуть из мотни рыбу и продать прасолам, которые уже бросили жребий и теперь ждут добычи.

А вот сцена, рассказанная Николаем Федоровичем Виноградовым, из его детства.

Тянули заревую тоню, и мальчик прибрел на огонек, который возят за неводом. Был он в дырявой шубейке, в валенках, из которых один был больше другого. Его видели греющимся у огня, у воротников, потом на изволоке и везде гнали прочь.

Он бродил с корзинкой по мокрым сетям, собирая выпавшую рыбку, и не заметил, как над ним встал сам атаман.

– Эй, елец, поди сюда! – крикнул атаман мальчику.

То т подошел с опаской, оглядываясь, готовый вовремя удрать, – он отлично знал, что по сетям ходить не разрешается.

– Ну, гусь лапчатый, говори, как ты забрел к нашему неводу?

– Пешком, – ответил мальчик и поправил шапку. – Думал, невод-то залуцкий, а он не залуцкий… Ты, дядя, не сердись, что по сетям ходил, ведь я в теплых, в них сети не порвешь. Вот в холодных, там другое дело, а в теплых…

– Полно арапа заправлять, – сказал атаман. – Скажи лучше, чей будешь?

– Я-то? Знамо, маменькин…

– Только маменькин, а не батькин?

– А у меня батька помер. Федора, может, слыхали, он тоже рыбу ловил. Крупную…

– Дай сюда твою корзинку! – потребовал атаман.

Мальчику было жалко корзинку, да ведь не убежишь, все равно догонят.

– Плохой у тебя ныне улов, – между тем говорил атаман. И, оглядываясь на рыбаков, сказал: – Братцы, видите этого растрепая Федоровича? Это Федоров сын, который из Залучья… Я по себе полагаю, дать ему рыбы на уху, ведь можно сказать, одна кровь, рыбацкая, смолою пахнет…

Рыбаки загалдели:

– Что же, с нашей стороны препятствий нет. Дать! Дать!

Атаман подошел к кузову и зачерпнул целую корзину рыбы.

– Ну вот тебе подарочек от артели. В память твоего батьки. Расти и будь в него. Хороший товарищ был. Ну, шагай быстрее домой, марш!

– До свидания, хорошие дяденьки, – сказал мальчик, еще ошеломленный неожиданно привалившим счастьем. – Я пошел!

Николай Федорович рассказывал о празднике в крестьянской избе, где неизменно фигурирует знаменитый осташковский пирог с рыбой:

– И русское угощение началось. Первым на стол положили традиционный пирог с рыбой. Я по доверию хозяев снял с него верхнюю корочку и подковырнул ножом рыбу. И прямо руками стал орудовать в пироге, отправляя сочные куски рыбы в рот.

Пирог был на славу, с луком, маслицем и тонкой подрумяненной коркой.

Вилки отсутствовали, да и зачем они, когда Господь своею наделил. Пальцы обтирали полотенцем, которое подали к столу. За пирогом последовал холодец с хреном, потом суп с курицей, и потом каша гречневая, каша пшенная, каша перловая, и потом опять пироги с мясом, с рисом, еще яичница с булкой, и наконец кисель со сладким пирогом.