Барт не изменился. Он все еще был одержим идеей стать копией Малькольма Фоксворта, если не по внешности, то по характеру и твердому намерению стать богатейшим человеком в мире – не важно, какой ценой.
Вскоре после приезда Барт стал в деталях разрабатывать план празднества по поводу своего дня рождения. К моему удивлению и радости, он, по-видимому, приобрел много друзей в Виргинии, когда приезжал сюда на летние каникулы. Мы обижались на него за то, что он так мало гостил летом у нас в Калифорнии, которую я считала его родиной. А теперь оказалось, что он знаком со многими людьми, о которых я и не слышала, в колледже он познакомился со многими юношами и девушками и намеревался пригласить их на свой праздник.
Я провела в Фоксворт-холле всего несколько дней, однако однообразие этих дней, когда нечем заняться, кроме еды, сна, чтения, телевизора и прогулок по саду и лесу, уже довело меня до крайности, и оставалось только страстное желание бежать отсюда как можно скорее. Глубокая тишина, в которую была погружена эта горная сторона, вселяла в мою душу чувство безнадежности и одиночества. Тишина действовала мне на нервы. Хотелось слышать голоса, множество голосов, слышать телефонные звонки, встречаться с людьми, чтобы они приезжали и уезжали, здоровались и прощались, но… никого не было. Имелось, конечно, какое-то местное общество, но многие из них слишком хорошо знали Фоксвортов, и именно их мы с Крисом должны были избегать. У нас были старые друзья в Нью-Йорке и Калифорнии, я хотела бы пригласить их на день рождения Барта, но без его разрешения не осмелилась. Я без конца бродила по огромным комнатам, иногда одна, иногда с Крисом. Мы с ним гуляли по саду, ходили по лесным тропинкам, разговаривали. Очень редко кто-нибудь еще принимал участие в наших беседах и прогулках.
Крис вновь вернулся к своему былому увлечению акварелью, но я-то не могла снова начать танцевать. Однако я каждый день делала упражнения, к которым привыкла: они поддерживали меня в форме и я охотно принимала разные балетные позы, особенно когда об этом просил Крис. Однажды, когда я в красном трико занималась у стула в нашей гостиной, туда заглянул Джоэл. Я услышала его удивленный возглас и, обернувшись, увидела, что он уставился на меня, как будто я голая.
– В чем дело? – сердито спросила я. – Случилось что-то ужасное?
Он широко раскинул свои длинные, тонкие, бледные руки, на его лице было такое выражение, будто мое тело внушает ему отвращение.
– Вам не кажется, что в вашем возрасте не стоит стараться быть соблазнительной?
– Вы когда-нибудь слышали об упражнениях, Джоэл? – неприязненно спросила я. – Вам не следует без необходимости ходить в эту часть дома. Не выходите из своих комнат, и никогда не будете чем-то шокированы.
– Вы не очень-то вежливы с теми, кто старше и мудрее вас, – с горечью сказал он.
– Извините, если так. Но ваши слова и выражение лица оскорбили меня. Чтобы в этом доме был мир, пока мы здесь живем, держитесь от меня подальше, Джоэл, особенно когда я нахожусь в своей части дома. Здесь достаточно места для того, чтобы каждый мог чувствовать себя уединенно, даже не запирая двери.
Он отвернулся и ушел, но я успела разглядеть негодование в его взгляде. Я смотрела ему вслед, размышляя, права ли я. Может быть, он всего лишь безобидный старик, не знающий, чем себя занять. Но извиняться еще раз я не стала. Вместо этого я стянула с себя трико, надела шорты и топ и с мыслью о том, что скоро Джори с женой обрадуют меня своим приездом, пошла искать Криса. Я задержалась возле кабинета Барта и услышала, что он договаривается с поставщиком о доставке продуктов как минимум на две сотни гостей. Это ошеломило меня. Ох, Барт, ты сам не представляешь, что затеял! Конечно, некоторые не приедут, а если приедут, то помоги нам господи!
Оставаясь у дверей, я расслышала фамилии приглашенных, они не все были из Америки. Много известных людей из Европы, с которыми Барт встречался во время своих поездок. Пока он учился в колледже, он без устали колесил по миру, знакомился с разными известными людьми – политическими деятелями, учеными, финансовыми гениями. Я считала, что его неугомонность объясняется тем, что он не может быть счастлив в каком-либо одном месте, с одними и теми же людьми, ему постоянно хотелось чего-то нового, неизведанного.
– Все приедут, – сказал он собеседнику на том конце провода. – Когда они прочтут мои приглашения, то не смогут отказаться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу